Вечером, вызвав Валета, дал ему задание прояснить ситуацию с предприятием Фельдмана в частности и эксплуатацией в Москве детского труда, в общем. К делу решили подойти основательно, без лишней спешки.
На сбор необходимых сведений и анализ ушло две недели.
Поступившая информация удручала. Нет, такого беспредела как на швейке Фельдмана повсеместно не наблюдалось, но детский труд в Москве эксплуатировался нещадно и беззастенчиво. Мало того, это считалось в порядке вещей, и защитить малолетних работников было некому.
- Валет, - посмотрев на старого соратника,- строго протянул я.
- Ведь просил же тебя, решить проблему с учениками - малолетками в лавках и на заводах!
- Так, сделали же! Там, где мы приглядываем всё в порядке. А всю Москву не осилим, она большая!
- Мда…моя недоработка,- вздохнул я.
- Зазвездился витая в эмпиреях…Ладно будем работать… Докладывай, что нарыли…
Собравшись тесной компанией в гостиной, мы по очереди читали вслух предоставленные Валетом отчёты.
Как уже отмечал, не везде положение детей было так ужасно, как в мастерской Фельдмана. Однако даже в относительно нормальных заведениях малолетки работали в суровых условиях.
В портновской мастерской на третьей Мещанской улице в одной комнате трудились семнадцать подмастерьев и пять учеников. Там же располагалась плита, на которой варили обед. Во время топки печи, воздух в комнате нагревался как в парной. В такой же мастерской неподалёку, девочки 11-13 лет работали с шести утра до десяти вечера, а перед праздником, когда заказов больше, вообще до двух ночи. На скудной пище, в душном помещении, в сырости и угаре от чугунных утюгов, нагреваемых углями. Отработав в подобной мастерской четыре года бесплатно, бывшие ученицы получали по два – три рубля в месяц. Кормили их в ученические годы тем, что оставалось от взрослых портних, при этом кухарка руками сгребала объедки в общую миску.
Не слишком от жизни юных портних и прачек отличалась жизнь мальчиков в различных ремесленных заведениях и артелях. В одной из артелей, где работало более шестидесяти рабочих, тринадцатилетний мальчишка варил для них обед. В благодарность рабочие били пацана по любому поводу: недоварил – получи по сусалам, переварил – лови пинки под зад, не принёс воды – затрещина, не успел нарезать хлеб – пощёчина. Всё успел… получи задаток на будущее – настроение плохое, на опохмел денег не хватает… На плечах у мальчонки багровые погоны – ссадины от коромысла, на лице боевая косметика – не сходящие синяки.
На московских улицах бродило немало юных точильщиков, криками «Ножи, ножницы точить, бритвы править!» привлекавших клиентов. Мотивация у них была суровая – каждый день хозяину нужно было сдать не менее сорока пяти копеек. Если меньше – побьют и накормить забудут.
Наставить оплеух, дать по зубам, побить детей и женщин вовсе не было привилегией правящих классов. Эта была целая традиция, вышедшая из крепостного рабства. Если выходцы из высших сословий часто грешили рукоприкладством по привычке, или в силу сложившихся обычаев, то чёрный люд руководствовался простой мотивацией: «Меня били, так и я буду!». Тут одними законами с наказаниями за нарушения не помочь, надо менять систему мировоззрения: из власть предержащих выдавливая «господина», а из низших классов «раба».
Так на людных московских улицах, как Тверская или Мясницкая часто можно было встретить мальчиков с тяжёлыми корзинами на головах. Как-то двенадцатилетний мальчонка, работающий в одной из булочных, нёс на голове двухпудовую корзину с белым хлебом. Заметив, что ребёнок надрывается под тяжестью непосильной ноши, городовой остановил его и велел дворнику отнести корзину до лавки хозяина мальчика. На месте он даже составил протокол по этому поводу. Купчина-хозяин был возмущён до глубины души: «Всегда таскали такие корзины, сам их таскал, а тут, пожалуйте, барина нашли, корзину ему трудно донести. Так на то и работа, чтобы трудно было. Станешь барином, тогда и не будешь таскать».
Самодурство бравых купцов по отношению к малолетним работникам порой принимало причудливые формы. Один купчик, вернувшись ночью домой после пьяного загула, когда его юные слуги спали крепким сном, умаявшись за день от непосильного труда, будил их и заставлял петь «Вот взошла луна золотая», а его жена в этот момент играла одним пальцем мелодию на пианино. Ладно, это, но бедные дети спали на полу, среди крыс, мышей и тараканов. Кормили их плохо, зачастую испорченными продуктами, а уж о ненормированном рабочем дне и условиях труда, и говорить нечего.