А проблему с эксплуатацией детского труда мы, как и планировали стали решать комплексно.
Правда, сначала произошёл небольшой казус. Когда я, настроившись лечь грудью на амбразуру, намекнул знакомому члену Московской городской Думы о необходимости законодательно ограничить эксплуатацию детского труда, он, хмыкнув, посоветовал мне ознакомиться с уже действующим законодательством по этому вопросу.
То бишь макнул мордой в грязь. Разозлённый, вернувшись домой, отправил Колю Маленького за нашим юристом, для получения консультации. Ну, не могу же я знать всё!
Оказывается, Закон, ограничивающий эксплуатацию детского труда, приняли ещё в 1882 году. Он устанавливал запрет на работу до возраста двенадцати лет, для подростков двенадцати–пятнадцати лет время на производстве ограничивалось восемью часами в день (не более четырёх без перерыва), запрещалась ночная работа с девяти вечера до пяти часов утра. Детям не позволялось трудиться в воскресенье, на вредных производствах. Владельцы предприятий должны были предоставлять малолетним, не имевшим хотя бы одного класса образования, возможность посещать школы не менее трёх часов в день. Этот прогрессивный для того времени закон вызвал протест у многих промышленников, поэтому он вступил в силу лишь через год, да и то с оговорками. А в 1890-м был пересмотрен: малолетним вернули девятичасовой рабочий день, на некоторых видах производства было разрешено «по необходимости» ставить подростков и на ночные смены.
Вроде не так и плохо, так в чём подвох – то? Почему, дети до их пор работают в ужасных условиях?
Оказалось, что на деле: Охрана детского труда законодательно распространялась лишь на крупное производство, где надзор за исполнением законов осуществляла фабричная инспекция. Ремесленные и торговые заведения оказывались вне этой сферы. Законодательно возраст вступления в ученичество не оговаривался. На практике обычно не соблюдалось и установленные «Уставом о промышленности» ограничения продолжительности рабочего дня учеников — с 6 утра до 6 вечера, и тем более, назидание мастерам: «…Учеников своих учить усердно, обходиться с ними человеколюбивым и кротким образом, без вины их не наказывать и занимать должное время наукою, не принуждая их к домашнему служению и работам». Условия жизни, в которых оказывались подростки, толкали их на преступления. Треть всех правонарушений, совершаемых малолетними в начале ХХ века (а это были в основном кражи, вызванные недоеданием), приходилась на учеников ремесленных мастерских.
Вот падлы, сами под себя яму роют! Ну, хотя бы в Москве, но мы это поправим!
В результате нашего давления, Московская Дума выдала распоряжение об распространение данного закона и на учеников ремесленных мастерских и рабочих артелей. Им полагался сокращённый рабочий день и специальные щадящие условия труда. За неисполнение предусматривались драконовские штрафы. За соблюдением этого местного закона следила специальная комиссия, а так же ребята Валета. Набранная Валетом из местных бандитов бригада знала своё дело туго, нарушителей карали без сантиментов и лишнего либерализма.
Правда, возникла проблема, куда девать кучу малолеток, которые лишились своего места из-за повышения возраста для ученичества. Но, московские купцы поскребли затылок и скинулись на нехилую сумму. Ну, и я добавил чуток, залезши обеими руками в партийную кассу. Мои эсеры не возражали – на благое дело не жалко.
Кто-то удивится, чего это москвичи-толстосумы так расщедрились? А то! Мы по полной задействовали прессу. Статьи, книги, заметки, фельетоны на тему бедных детей и их рабского труда полноводной рекой полились из московских газет, выплеснувшись на просторы России. Кому охота, чтобы тебя ославили как жестокого эксплуататора и взбалмошного самодура? Вот то-то же! Так что дело на мази. Думаю, вскоре в Петербурге зашевелятся – и подобные меры примут по всей империи. На эту тему уже ставят спектакли и снимают кино, то бишь «синема».
Вот вроде и неплохо всё – подвижки начались, дело с мёртвой точки сдвинулось. Ан нет, Судьба преподнесла очередной сюрприз. Случилось, то, что случилось. Эх, товарищ полковник! Так-то я тебя понимаю. Что сделано, то сделано. Могу ли осуждать? Не уверен. Ты был в своём праве.
Глава 7
Двадцать седьмая глава! Неплохо так, больше половины книги написано. Только устал немного. Пальцы болят от постоянной писанины. Точку в последнем предложении ставил с таким нажимом, что сломал грифель карандаша. Благо самому строгать его не надо, терпеть эту процедуру не могу. Перьевой ручкой писать так и не научился толком, поэтому только карандаши. Но, как же, сука, они бесят! Вот вроде ко всему уже привык в этом времени, а карандашная писанина вместо нормальной шариковой ручки до сих пор напрягает неимоверно.