Помимо трех комнат, выходящих на Кирочную, была четвертая, выходящая во двор, большая квадратная комната, которая служила до недавнего времени как бы конторой супругу Татьяны Львовны, известному адвокату Николаю Борисовичу Полынову. У него работали два помощника, и комната до потолка была заставлена полками со сводами законов и прочими юридическими трудами»[17].
Кирочная улица, 12
Таким образом свою квартиру № 5 на втором этаже этого дома вынуждена была разделить 56-летняя писательница Татьяна Щепкина-Куперник, прожившая здесь с мужем и прислугой в 7-комнатной квартире 16 лет, а теперь поставленная под угрозу уплотнения. Боясь подселения «семьи милиционера с шестью ребятишками», предприимчивая дама стала искать соседей в свою новообразовавшуюся коммуналку среди знакомых.
Так в этом доме на Кирочной оказались еще не женатые и потому смущенные влюбленные — 27-летний историк Исаак (Изя) Троцкий, прозванный Дорианом Греем за златые кудри и удивительную красоту, и 31-летняя Людмила Эйзенгардт, недавно вернувшаяся в СССР из Парижа, оставив позади первый брак с театральным режиссером Миклашевским, веселую, но эмоционально истощающую интригами и супружескими изменами жизнь творческой богемы и безденежье эмигрантского быта. Надеясь начать новую счастливую жизнь в родной стране, переступая порог этого дома, она еще не знала, что все трудности, что были до этого, — и были счастьем, а в этих стенах ей скоро суждено познать, беду, разрушившую всю ее жизнь.
Пока же, въехав в две комнаты (одна — бывшая контора Полынова, выходящая окнами во двор, вторая — окнами на Кирочную), Людмила переводила дух, устраивая привычные для нее со времен первого замужества званые ужины и общаясь с полюбившейся ей соседкой Татьяной Щепкиной-Куперник, собиравшей на своей половине «последние остатки испарившейся эпохи» — артистов, театралов, исполнителей романсов: «Бывали дамы, затянутые в корсет, с пышными прическами и гипюровыми манжетками на черных шелковых платьях, их мужья слушали пение стоя и изящно аплодировали»[18].
Главной отрадой быстро разочаровавшейся и во втором замужестве Людмилы стала родившаяся вопреки желанию Изи дочь Аленка. Всегда мечтавшая о ребенке, но вынужденная по требованию первого мужа перенести несколько абортов, в этот раз Людмила настояла на своем и окунулась в материнство с головой, чем немало раздражала и Изю, и друзей-интеллигентов, в среде которых осуждалось превращение из творческой личности в «сумасшедшую мать», тратившую деньги на игрушки, убегавшую с литературных вечеров на кормления, запрещавшую гостям шуметь возле спящего ребенка и упрекавшую мужа в равнодушии. Не желая расставаться с дочерью, вместо яслей Людмила организовала здесь, в квартире, группу из нескольких детей, собиравшихся по очереди в гостях друг у друга для игр и обучения. Только Щепкина-Куперник, не имевшая собственных ребятишек, понимала соседку:
«Она любила мою дочку… В огромной комнате Татьяны Львовны была пропасть этажерочек, столиков… и все это было заставлено самыми заманчивыми безделушками — пастушками, танцовщицами, собачками…
Глаза у девочки горели, но она ни разу не посмела протянуть руку даже к маленькой Красной Шапочке. В награду за такое поведение Татьяна Львовна разрешала Аленке поиграть с диванными подушками. Их было не менее тридцати — от огромных парчовых, вышитых бисером, до круглых кружевных думочек величиной с яблоко.
Но самым сказочным… были коллекции бабочек. В плоских застекленных коробках они висели на стенах, не простые бабочки, а огромные тропические… величиной с птицу»[19].
Шесть лет проживут в этом доме, так и не зарегистрировав брак, Людмила и Изя с дочерью Аленкой, пока неожиданный стук в дверь не обрушится неминуемой бедой на их светлую квартиру на Кирочной.
Сначала арестуют Изю. Обвинив в заговоре против Кирова, историка сошлют на Соловки, где через год расстреляют (по официальным данным, через пять лет он умрет от инфаркта). Следом придут за женой «врага народа». Несмотря на отсутствие регистрации брака, 38-летнюю Людмилу за недонос на мужа вместе с 7-летней дочкой приговорят к ссылке в Архангельскую область.
«Я вошла в детскую. Леночка рисовала за партой… Дочка вскочила, подбежала ко мне и сразу спросила, почему наши вещи в чемодане. Я ответила, что мы должны ехать на Север… там мы будем ближе к папе… Девочка стояла в нерешительности… Но тут вошла Татьяна Львовна, улыбающаяся, веселая, подошла к Леночке и пригласила ее к себе на чай. Пробыла моя дочка у Татьяны Львовны не более пятнадцати минут и вернулась довольная… Татьяна Львовна говорила с ней о северной природе, обещала писать, просила присылать ей рисунки…»[20].