— Впрочем, — после паузы продолжила она, — Писецкие и в самом деле до революции купечествовали, это верно. Интересно, правда, откуда Люся это знает? Не верю, что Алевтина с ней откровенничала о подобных вещах.
— Может, случайно услышала, или от того же дворника узнала. С другой стороны, Матвей Романыч Люську ни во что не ставит… хотя она сказала, что узнала именно от него.
— Да кто уж теперь знает правду?.. Впрочем, это все ерунда. Ты выучила новые гимны?
— Ага. И гимны, и ритуалы. Все, что ты давала. А что?
— Надо будет съездить в одно место, поучишься работать с городскими местами Силы. Тут есть свои особенности. Пожалуй, в субботу будет в самый раз.
— Хорошо, ба.
Надо, так надо.
В субботу мы поехали в центр города. Рано утром на метро, потом по Невскому проспекту, до набережной. Остановились где-то посередине Галерной улицы.
Бабушка огляделась:
— Сюда.
Зашли за угол и через низенькую подворотню проникли в один из дворов. Вяло просыпающийся субботним утром город не баловал прохожими, дворик же был и вовсе безлюдным. Бабушка велела мне встать посередине и закрыть глаза.
— Прислушайся к себе. Что ты чувствуешь?
Я послушалась. Сначала ничего не было, а потом… словно струна гудит басом на самой границе слышимости. Это и сообщила, а потом добавила:
— А еще как легкий морозец где-то в кобчике.
— Отлично, умница. Помнишь, что чувствовала в парке и в лесу?
— Да. Тогда было тепло и как… бурлящая вода снизу вверх. И хотелось смеяться.
— Именно. Тогда мы с тобой черпали природную энергию. Здесь, в городе, из-за слишком большого количества камня и металла, а также под влиянием плотного населения, прорывающиеся источники Силы изменены. Но с ними тоже возможно работать.
Она показала мне, как правильно дышать и работать с энергией. Заставила провести простенький ритуальчик поиска. Нашли только остаточные эманации каких-то давних смертей. Ба сказала, что в старом городе это нормально: при такой скученности нет дома, где кто-нибудь когда-нибудь не умер.
— А теперь… — она достала из сумки следующий сверток с инструментами.
Но что теперь, я услышать не успела: из парадной вышел дядька и прямиком направился к нам. Бабушка выпрямилась и как-то… напряглась. Я тоже невольно пришла в «полную боевую готовность»: уж слишком странно он выглядел на первый, да и на второй взгляд. Нет, ничего особенного: под сорок, среднего роста, средней комплекции, с усиками щеточкой… немного смахивает на некормленую крыску. И масти под стать — серенько-мышастой. И глазки у него тоже желтовато-серенькие… Но вот пятой точкой чую опасность!
— Здрасьте, — дядька как-то особо растянул слог «ась», отчего приветствие стало немного насмешливым.
— И тебе не хворать, — ба как-то по-особому плавно выдвинулась вперед, чтобы загородить меня, — что, не спится?..
Я хлопнула глазами: они что, знакомы?!..
— Да вот… — он театрально развел руками, — как-то не привычно ложиться на пустой желудок.
— А что так?.. — подчеркнуто участливо протянула ба, — ай, помочь чем?
— А что, можете? — мужичок вдруг облизнулся и почему-то посмотрел прямо на меня.
— Даже не думай, куби! — в голосе бабушки почувствовалась угроза.
Куби?!. Это что такое?! Я лихорадочно принялась вспоминать сленг и вообще, «уличные словечки», но ничего такого похожего не вспоминалось.
— Э-а?.. — он сделал шаг ко мне.
Но в бабушкином кулаке вдруг что-то сверкнуло. Дядька отпрянул, зашипев и почему-то закрывая рукой глаза.
— Не нравится, куби? — Бабушка теперь напоминала извергающийся Везувий: мощь и непреодолимая опасность, — что, не нравится?
Она ласково улыбалась, но мне захотелось спрятаться.
— Да я что?.. Я ничего!.. Я никогда!!.. — он тихо заверещал и попятился обратно к парадной. Развернулся перед дверью и сбежал.
Мы снова остались одни. Я огляделась, но все также было тихо: не светились окна, не шумели машины.
— Ба?.. — я осторожно подошла к бабушке, — что случилось?
Та спрятала в карман медальон на кожаном шнурке.
— Вот так и бывает, внуча, — она посмотрела на окна дома, — едешь за одним, натыкаешься на другое. Идем домой.
Мы оперативно собрали сумку и вышли на улицу.
— Ба, а кто это был? — Галерная осталась далеко позади, когда я решилась задать мучавший меня вопрос.
— Инкуб. Правда, этот какой-то слабенький. Молодой, что ли?
Я напрягла мозги, лихорадочно вспоминая, что слышала об этом.
— Э-э… демон?..
— Да. Демон, питающийся человеческой похотью. Чаще женской, но иногда и мужской. Правда, для этого он принимает женское обличье и зовется суккубой.