Паша, как знала ее мать, или Прасковья Федоровна, как она значилась по бумагам, была в это время более чем вполне сложившейся девушкой, двадцать пятая весна сильно волновала ее девичью кровь, да и по комплекции она не принадлежала к «заморышам». Жажда жизни и наслаждения так и пышала, так и сквозила от всей ее фигуры, от ее роскошного молодого тела… Глаза, при взгляде на красивого мужчину, метали искры, — не мудрено, что Иван Васильевич произвел на нее сильное впечатление, и она словно в чаду добралась до матери…
— Что это ты, Паша, так раскраснелась? — пытливо оглядывая пылающее лицо Паши, спросила мать.
— Около печей очень жарко… палит, да и шла очень скоро…
— То-то — ты у меня, смотри, не простудись!.. А Иван Васильевич где?..
— Он здесь, мама, за дверью…
— Хорошо, хорошо, вот на — передай ему на чай!..
Раиса Валерьяновна вынула портмоне и достала рублевую бумажку. Сконфуженная Паша отступила.
— Нет, мама, как хотите, я не могу…
— Что за вздор… Он человек рабочий…
— Нет, мама, ни за что… Это обидит его…
— Не хочешь, — так я сама, позови его…
Петр Петрович, слыша, что эти споры касаются его любимца, взялся сам отблагодарить молодого человека и едва упросил Раису Валерьяновну спрятать деньги… Скоро мать и дочь вышли, взяв с Петра Петровича слово навестить их. Проходя мимо Ивана Васильевича, который дожидался их около конторки, Раиса Валерьяновна слегка кивнула ему годовой, а Паша, отстав от матери на несколько шагов, крепко пожала ему руку… вспыхнула вся, и кинулась догонять мать… Петр Петрович, проводив их до крыльца, вернулся в свою контору… Он тоже встретил Ивана Васильевича, посмотрел ему, улыбаясь, в глаза и похлопал по плечу…
— Молодец ты у меня Ваня, молодец! Валяй так, по-нашему! Хочешь через неделю сватом поеду?!.
— Не отдадут… батюшка, Петр Петрович, — махнув рукой, вымолвил Гребешков.
— Не отдадут? А мы выкрадем!.. В наше время все так делалось… а девка-то какая!..
— Что и говорить…
— Ну, и капитал… шестьдесят тысяч! Ты подумай.
— Шестьдесят тысяч! — проговорил эхом молодой человек. — Шестьдесят тысяч!
Они расстались.
«Любовь и побег»
Прошло около двух недель. Иван Васильевич был не промах, и хотя совершенно запустил свою работу на заводе, но повел так удачно атаку сердца Прасковьи Федоровны, что она не долго защищалась, и сдалась на капитуляцию безусловно!..
С этой минуты молодая девушка стала окончательно рабой ловеласа, и покорялась ему слепо и без ропота. Но самое трудное было впереди, надо было во что бы то ни стало уломать мать на этот брак… А она просто из себя выходила, если при ней смели только намекнуть о каком-нибудь «мезалианесе»…
Петр Петрович, как-то раз начавший речь на эту тему, получил на первых порах такой резкий отпор, что не решался больше беспокоить свою старую приятельницу… Паша с каждым днем становилась все задумчивее и грустнее… она так далеко зашла и своих симпатиях к молодому человеку, что можно было ожидать в отдаленном будущем даже худых последствий… Мало ли на что способна пылкая юность… Но не было никакой надежды получить согласие матери… Имение было все ее, деньги при ней, — и она могла ими распоряжаться бесконтрольно.
Оставался один выход — бежать… и обвенчаться тайком. Но целым часам, гуляя в пустынном кремлевском саду, молодые люди обсуждали планы бегства… Но тотчас являлся вопрос: Чем жить? — И они расходились встревоженные и недоумевающие… Конечно, бежать и обвенчаться. Мать могла простить, — а если нет?.. тогда что?
В этом положении были их дела, когда однажды, в конце июня, зайдя «пить чай» к тетушке Ивана Васильевича (которая жила недалеко от сада и всегда уступала свою квартиру, когда молодые люди заходили с гулянья), между молодыми людьми происходила следующая сцена: Василий Иванович ходил по комнате в сильном волнении. Паша истерически рыдала на кресле.
— Дура! Тебе говорят, что ты дура, — резко выкрикивал молодой человек, а еще говоришь, что любишь, лизаться поминутно лезешь… Ну, где же твоя любовь!..
— Но, Ваня, сам посуди, могу ли я взять деньги у матери… могу ли… ведь, это будет воровство…
— Воровство!.. Свои-то деньги взять воровство!?
— Как, свои деньги? Что ты говоришь, Ваня?..
— Коли ты глупа и понять не можешь, так слушай, что тебе будут умные люди говорить…