— Скоро, вам говорят скоро, ну и ждите!
Вдруг, однажды, совершенно неожиданно для лиц прокурорского надзора, и судебного следователя, Рубец заявил, что мучимый раскаяньем, готов сделать полное сознание. Разумеется, следователь вызвал его и себе и камеру, и он твердо и отчетливо повинился в преступлении, за которое сидели, по его словам, невинно «Воробьев» и «Найденов»…
Это признание настолько поразило следователя, что он положительно не знал, что и делать, и пошел посоветоваться с прокурором…
Показание его вполне форменное, и главное вполне сходное с обстоятельствами дела, совершенно оправдывало двух других подозреваемых… Судебный персонал засуетился, и не больше как чрез неделю (не смотря на каникулы членов суда) оба обвиняемые «Найденов» и «Воробьев» были освобождены из-под стражи, и дело об них прекращено. Имея, таким образом, двух самых верных друзей в городе, Рубцов решался, наконец, приступить к исполнению своего плана…
Все арестанты, ежедневно выводятся на прогулку, в стенах острога, под строгим караулом, и остаются на дворе около часу. В один прекрасный вечер, в начале июня все пять «круглых Иванов» остались в камере, отзываясь повальным нездоровьем, и один только «Рубец» прогуливался по двору, с какой-то лукавой миной. Заметив, что и смотритель острога, дежурный, и почти все сторожа на дворе острога, он незаметно выпустил из рукава двух галок, которые тотчас кинулись друг на друга, и тут же среди острожного дворика затеяли такую драку, что все обитатели острога, смотритель, сторожа, и даже часовой солдат, стоящий у решетчатых ворот замка занимались этой удивительной сценой… Галки оказались совсем ручными, шли на руку, ласкались к людям, но только их пускали на волю — как они кидались друг на друга, с таким остервенением, что перья летели… Они прыгали, кричали, взлетали, парировали и наносили удары с таким искусством, что пораженные, изумленные зрители просто глазам своим не верили еще долго, долго рассуждали об такой удивительной истории…
Но каков же был ужас смотрителя, когда весь бледный сторож внутренних коридоров донес ему, что камера № 8 пуста… Бросились туда — действительно никого, и только на нарах валяется записка на клочке бумаги.
«Когда-то гуси спасли Рим, а нас спасли галки!».
Шайка
Весть о побеге Рубцова, и всех сидевших с ним в камере № 8 распространилась по острогу около 6 часов вечера, и произвела буквально панику… Никто не мог даже предполагать, когда, и каким путем они исчезли, и только на другое утро, при тщательном осмотре камеры, нашли под нарами заложенный половицами ход… Наехало начальство, гражданское и военное, судили, рядили, охали и ахали, а птичек уже в клетке не было!
Полиция, в тот же вечер поставленная на ноги, ничего разыскать не могла, а между тем одновременно в «Носковой слободе» (одном из пригородов города Т.), вспыхнуло в ту же ночь два пожара и, хотя оба не имели дальнейшего распространения, но на обоих пожарищах нашли несколько обгорелых тел… Как оказалось, по дознанию, дома принадлежали Т-м мещанам, выдавшим в последний раз Рубцова… Он, как видно не откладывал месть в долгий ящик!..
Когда украшенные и раздутые сто устной молвой эти новые подвиги страшного «Рубца» распространились в обществе, то весь город Т. погрузился в какое-то унылое оцепенение… Все трусили, и боялись показываться поздно вечером в полутемных, немощеных переулках не только пригородов, но и города… Трехгубный и его штат просто сбились с ног, отыскивая какие бы то ни было концы злодейской шайки — но Рубец, очевидно, был волк травленый — он исчез из города, словно под землю провалился…
Немудрено, попавшись раз, на каком-то мелком воровстве с насилием, Рубцов не хотел больше рисковать своей шкурой из-за пустяков, и замышлял очень крупное дело, хотя рискованное, но в случае удачи, окупавшее риск с избытком… Ни больше ни меньше, он замышлял обокрасть губернское казначейство… Для этой цели нужно было много силы воли, смекалки и храбрости… и кроме того, помощь дисциплинированных, вполне подготовленных помощников…
План, придуманный Рубцом, поражал своей дерзостью… Надо сказать, что здание казначейства, окружной суд и казенная палата помещаются в том же угловом громадном здании, находящемся на главной улице города Т. и отделенном от других строений большим пустым пространством. Так, с одной стороны идет «Большая» улица, а напротив стоит такой же однообразной архитектуры дом губернского правления и опеки, против главного фасада разбит большой английский сад, два же боковых фасада окружены мощеным проездом такой ширины, что окончательно устраняют всякую мысль о возможности подкопа. Кладовая казначейства помещалась в подвальном этаже главного фаса, и таким образом, кто бы решился рыть подкоп, должен был кроме всей площади проезда вести туннель под всем громадным зданием.