ПЕТЕРБУРГСКАЯ БАРЫШНЯ
Посмотрите, посмотрите!.. Вот она!.. В гроденаплевом клоке с двумя длинными зубчатыми воротниками, украшенными широкою гирляндою, вышитою шелком, в малой атласной шляпке розового цвета с черною бархатною подкладкою!.. Вчера только пришел по почте обожаемый журнал «La Mode»: сегодня уже видите вы на ней точно такой клок и такую шляпку, какие предписаны модою. Она выбежала из Английского магазина и верно спешит к Ланггансу. Вот она входит в его лавку!.. вот уже исчезла!
А, право, жалко, что вы не успели ее завидеть!.. Не дурна собою!.. не если вам угодно постоять здесь минут десять, то мы еще увидим ее, когда от Лангганса будет она проходить к мадам Кзавье или к Сиклер... Очень недурна собою!.. Нельзя сказать, чтоб она была красавица: не она мила, привлекательна, прелестна. Немножко бледна — здесь такой климат! — черты лица ее не слишком правильны — довольно странно в таком правильном городе, как здешний! — глаза сероваты, грудь несколько плоска, волосы почти белые... не зато талья, зато ножка!.. хоть пиши с них картину. Вы, наверное, где-нибудь ее видели: бьюсь об заклад, что вы не раз встречали ее и в марте месяце на Невском проспекте, и в мае месяце в Летнем саду; встречали на островах, в магазинах и даже в Гостином дворе. Вспомните!.. Она ходила, держась под руку, с этой жеманною гувернанткой, швейцаркою, которая на улице так громко рассуждает о добродетели и так сладко улыбается офицерам...
— О ком вы говорите?..
Да о той — знаете! — за которою вечно переваливается по тротуару госпожа пожилых лет, низенькая, толстая, гордая, в темно-пунцовом капоте и плюшевой шляпке с перьями, в шеншиловом палатине[1], с шеншиловою муфтою, с бородавкою, с собачкою; позади ее два дюжие лакея в полинявшей ливрее, обшитой новым басоном[2] с гербами... которая всегда одета так щегольски, так богато, с таким вкусом... Вы сами, помнится, еще говорили об ней: какая шалость, какая необдуманная роскошь таскать в дождь и грязь дорогие атласы, меха, блонды[3]!.. Ну, коротко сказать, вы ее знаете и не могли не приметить в нынешнем году на всех почти гуляньях!..
— Кого, однако ж?
Санктпетербургскую Барышню!.. Фамилия ее мне неизвестна, не имя ее Надежда: я слышал, как эта толстая, пожилая госпожа с шеншиловою муфтою — эта санктпетербургская маменька — зовет ее по-французски: Наденька, Наденька, ne courrez pas si vite!.. Esperance! vous minaudez comme une[4] кукла!.. Наденька, vous sautez, mon petit pigeon, comme un[5] рябчик!.. Да и вы слышали это.
Ей теперь от роду восьмнадцатый год по счету маменьки, а двадцать четвертый по счету петербургских приятельниц. Взяв среднее число, найдете настоящий ее возраст — двадцать два года и четыре месяца.
Но как ее отчество?.. Без сомнения, Васильевна, Александровна, Ивановна, Петровна, Андреевна или, в самом уж крайнем случае, Сергеевна. И здесь вернее всего взять среднее число: по этому правилу выйдет, что ее зовут Надеждою Ивановною.
Итак, Надежда Ивановна или, общим термином. Петербургская Барышня еще довольно молодая девица. не уже пора ей замуж. Маменька ищет для нее мужа по всему городу: ищет его поутру в Английском магазине, ищет в два часа на гулянье, ищет ввечеру на бале. По сю пору дна еще не нашла никого. Любезные земляки по уезду! Зачем не подсунетесь вы к Петербургской Барышне?.. Можете ей понравиться, можете получить руку ее: конкурс открыт для всего света.
Боитесь ли того, что она привыкла к роскоши?.. что ее приучили забирать в магазинах товары в долг без счету?.. Пустое!.. Это делается только для того, чтоб показать богатство и скорее найти жениха. Она сама сожалеет об этой ложной и пагубной уловке своих родителей.
Похлопочите: ей-ей, прекрасная партия!.. Во-первых, Петербургская Барышня тиха, как кошечка; скромна — очень скромна!.. она краснеет, когда ой приходится сказать слово нога, а слова подвязка не выговорит она вам ни за какое благо в мире. Да какая она чувствительная!.. Я сам видел, как она плакала в театре при представлении «Антонии», «Филиппа», «Матери и дочери — соперниц»[6], хотя не понимала ни одного слова в этих пьесах. Теперь в моде возить молодых девушек на все романтические драмы и давать им в руки все романы новой парижской школы, с условием только, чтоб они их не понимали. Сверх того, какая она застенчивая с мужчинами!.. она не умеет сказать им ни трех слов, хотя прекрасно знает три иностранные языка: французский, английский и немецкий — русского и считать нечего, потому что это язык природный, то есть она знает по-русски столько, сколько ей нужно, чтоб объясняться с горничною и приторговать пять аршин тюлю в Гостином дворе. Санктпетербургская Барышня держится прямо и раздает милостыню с особенною прелестью. В кадрили и голопаде она легче бабочки; верхом, на лошади, тверже гусарского ротмистра, ибо дважды в неделю упражняется она в манеже с кузеном Леонидом. На арфе играет она немножко, не на фортепьяно — первой силы! Мейер дает ей уроки по сю пору, а прежде училась она даже у Фильда. Хотя голос у нее слабый, не она приятно поет итальянские арии и придерживается партии антироссинистов. Она превосходно рисует ландшафты, цветы, носы, уши, головы и даже Аполлонов. Одним словом, она получила самое блистательное воспитание, такое, как теперь дают девушкам в Париже, и смело можно сказать, что лучше воспитанной невесты не найдете вы в целой Европе.
1
6