Наконец, он должен быть молод. Здесь тридцатилетний человек уже стар для дам, и если вас приглашают даже в сорок, то лишь из чистой любезности. (Далее шифром.) Более того, желательно, чтобы он был танцором, рисовальщиком, актером и, самое главное, хорошим музыкантом; иными словами, среди этого самого пустого и безнравственного во всем свете общества мне надобен человек, коего я мог бы использовать при женщинах, дабы вызнать секреты их мужей. <...)
Трапписты — члены монашеского ордена, основанного в 1636 г. аббатом французского монастыря Ла-Трапп Арманом Жаном де Ранее. Орден траппистов отличался строгими аскетическими правилами.
Кьялламберто, Доменико Симоне Амброзио (1754—1803) — граф. Сардинский государственный деятель и дипломат. Член Сената Пьемонта (1791), первоприсутствующий ведомства внутренних дел (1794), посол в Риме (1796), военный министр (1799), государственный секретарь (1800).
6. Г-ну ГАБЕ
17 (29) СЕНТЯБРЯ 1803 г.
<...) Воронцов1 удаляется в Москву, и Чарторыйский2 сделается теперь всесилен. Он высокомерен, скрытен и неприятен, хотя и не сверх меры. Сомневаюсь, что поляк, который претендовал на корону, может стать настоящим русским и нелицемерным другом французов. Однако не думаю, чтобы он слишком любил и нас,— а посему перемена эта весьма мне не по вкусу. Князь молод, что и надобно теперь в Петербурге, где генералами становятся двадцатипятилетние. Он сказал кому-то: «А на что нам этот сардинский король?» Да ведь он очень важен для вас, ибо дело идет о праве монархов и особливо касается чести вашего же Государя. Императоры не умирают; то, что обещал Павел, должен исполнить Александр.
Во время разговора с князем Белосельским 3 речь зашла о Мор- кове, и князь употребил касательно него самые жесткие и оскорбительные выражения. «Однако же, — возразил я, чтобы вызвать его на дальнейшую откровенность,—-он весьма любим графом Воронцовым.»— «А это потому, что они связаны одной цепью'подлости, ибо сам канцлер — мерзавец и плут». (Прошу простить сии округлые слова, привожу их, дабы вы лучше поняли, что это за господа.) Я хотел знать мнение о сем персонаже г-на де Стеддин- га4 — одного из наиболее уважаемых мною людей. Он. сказал с обыкновенным своим хладнокровием: «Полагаю, это был плут до того, как добился своего счастия, но потом, мне кажется, он стал следовать лучшим принципам.» Доверьтесь сему мнению. Граф Морков уже давно состоит в связи с некой г-жой Юсс[25], бывшей актрисой. Он имел от нее несколько детей, хотя она и замужем, но все они умерли, кроме одной-дочери6, которой Император позволил носить титул графини Морковой. Здесь всему этому удивляются не более, чем восходу и заходу солнца. Если граф Морков возвратится в Париж, то все наши надежды будут висеть на юбке этой женщины. <...)
Не думайте, что я не вполне справедлив к англичанам. Я восхищаю^ их правительством (впрочем, считаю, что хотя и можно, но отнюдь не обязатётно переносить его в другие страны); преклоняюсь перед их уголовными законами, ремеслами, наукой, их общественным духом и пр. Однако во внешней политике все это испорчено несносными национальными предрассудками и столь же безмерной, сколь и неблагоразумной гордыней, которая отталкивает другие нации и препятствует объединению ради благого дела. Как-то я говорил об этом барону Стеддингу: «Видите ли, величайшая трудность нашего необычайного времени состоит в том, что дело, вызывающее симпатию, защищается той нацией, к которой никто не чувствует никакой симпатии». — «Вы сказали это,— отвечал он смеясь, — и дело сразу вполне разъяснилось».
25
ГРАФУ де КЬЯЛЛАМБЕРТО
18 (30) АВГУСТА 1803 г.
<...) Расходы сводят меня с ума; я совершенно не способен к экономии, ибо всю жизнь не знал цену вещам. Я понимаю, что не сберег ни единого цехина из денег Короля, но, полагаю, и более способный человек навряд ли смог бы хоть что-нибудь накопить. Герцог де Серра-Каприола разоряется ради своего повелителя, который ничего не присылает ему. Он намного сократил немалые свои расходы, но обычное здесь на самом деле есть весьма сверхобычное. Один стол буквально пожирает деньги. Во всех домах только привозные вина и привозные фрукты. Я ел дыню ценою в шесть рублей, французский паштет за тридцать и английские устрицы по двенадцати рублей сотня. На сих днях, обедая в небольшом обществе, распили бутылку шампанского. «Во сколько оно обошлось вам, княгиня?» — спросил кто-то. «Почти десять франков». Я открыл было рот, чтобы сказать: «Дороговатое, однако, питье», — как вдруг моя соседка воскликнула: «Но это же совсем даром!» Я понял, что чуть было не изобразил из себя савояра, и умолк. А вот и следствие всего этого: среди колоссальных состояний прочие разоряются; никто не платит долги, благо правосудия нет и в помине. <...)