Обходительность и доброта русских сопровождали меня и на море. Поднявшись на борт, я обнаружил, что забыл в Санкт-Петербурге очень нужную вещь; тут же послал я за ней своего сына на паровом катере, который ходит каждый день; я велел ему не терять ни минуты и не ложиться спать. Поелику выказывал я беспокойство, успеет ли он возвратиться ко времени, капитан сказал мне, что я «напрасно волнуюсь: если сын мой опоздает к отплытию, „Гамбург" непременно подождет его». Уверяю Ваше Превосходительство, что я никогда не позволил бы себе обратиться с такой выходящей за все рамки приличия просьбою. К счастью, молодой человек успел возвратиться вовремя. Я никогда не кончил бы сие письмо, если бы стал описывать Вашему Превосходительству ту изысканную любезность, коей я окружен на этом корабле: Россия сопровождает меня до самых берегов Франции. — Мое следующее письмо к Вашему Превосходительству будет послано из Кале или Булони.
Я есмь и пр.
P. S. Я забыл сказать Вашему Превосходительству, что Его Императорское Величество по величайшей доброте своей предоставил в мое распоряжение катер для перевозки имущества моего из Санкт-Петербурга в Кронштадт. Новая сия милость Императора наполнила меня живейшим чувством благодарности.
<...) отозвание графа де Местра не является благоприятным для наших интересов» (из письма кн. П. Б. Козловского графу К. В. Нессельроде от 27 февраля 1817 г. из Турина//Литературное наследство. Т. 29—30. С. 674). «Котти ди Брузаско не только открыто порвал с прошлым, но и не менее явно и решительно отказался от деместровской политической линии <. .), и хотя его переписка менее интересна в литературном отношении, чем переписка де Местра, все же она исполнена ясного и здравого чувства реальной действительности, которого часто не хватало де Местру — человеку слишком преданному своим принципам и своим идеям» (Берти Дж. Россия и итальянские государства в период Рисорджименто. С. 376).
2 Ксавье де Местр писал о настроениях брата перед отъездом: «Печаль из-за необходимости покинуть страну, где с ним обходились так хорошо, <. .} до такой степени угнетает его, что он постарел за последний месяц лет на десять <. .) Спускаясь по реке, он сказал: „Итак, прощай, прекрасный Петербург!^ (Литературное наследство. М., 1939. Т. 33—34. С. 446). Это подтверждается и свидетельством одной из петербургских знакомых Ж. де Местра: «Г-н де Местр уехал и перед отплытием (он отправляется морским путем) написал мне чрезвычайно милое, но и столь же грустное письмо. Он никак не хотел покидать эту страну, ибо уже привык к ней и оставляет здесь истинных друзей. Я полагаю, если бы не эта история с Иезуитами, он остался бы тут до конца своих дней. Но все эти вопли принесли ему множество неприятностей, в том числе и в собственном его отечестве. До прибытия замены сын его остается поверенным в делах. Как говорят, это отменно красивый и весьма состоятельный молодой человек из прекрасной семьи» (из письма княжны В. И. Тур- кестановой к Фердинанду Кристину от 12 июня 1817 г. из Павловска//Ferdinand Christin et la princesse Tourkestanow. P 589). 28 мая 1817 г. Ксавье де Местр писал своему брату Никола: «Невозможно передать, какую ужасающую пустоту в моей жизни оставил его отъезд и всего семейства. После проведенных вместе четырнадцати лет это довольно жестоко. Теперь его здесь нет. Да пребудет с ним Господь и сохранит его! Ему весьма повезет, если ^найдет он в своем отечестве столько же друзей и столько же уважения, сколько и здесь. Впрочем, я сильно в этом сомневаюсь <.. .>» (Klein F. Lettres inedites de XaVier de Maistre a sa famille. Paris, 1902. P. 43).
213. ГРАФУ де ВАЛЕЗУ (?)
1 АВГУСТА 1817 г. ПАРИЖ
<. .) В Париже меня осыпали любезностями и милостями. За один месяц я вполне проникся обворожительным воздухом сего города; я видел все, что только успел, к сожалению, лишь немногое. Я собрался было уехать, не посетив даже Версаль, но все-таки счел, что это было бы просто постыдно, и в прошлый четверг сделал попытку перевезти себя туда. Людовик XIV еще живет в этом дворце: все здесь полно им, и мне непонятно, почему взбесившиеся революционеры пощадили столько памятников, оставшихся от короля, который так мало ценил права человека. Повсюду испытывал я какое-то угнетение: и в комнате, где скончался сей славный монард, и там, где выслушивал он советы Кольбера1 и Лувуа2, а г-жаМентенон3 пряла в это время свою пряжу; то же и перед большим портретом Аделаиды Савойской4, то же в боскетах, где прогуливалась г-жа де Севинье5. У меня не оставалось более сил смотреть на что-нибудь еще. <...)