Маркиз Сен-Марсан, Антуан Мари Филипп Асинари, де (1761—1842) — сардинский политический деятель и дипломат. В бытность военным и морским министром вынужден был в 1798 г. подписать конвенцию, по которой город и крепость Турин были отданы французам. Через несколько лет перешел на французскую службу и был назначен послом в Берлин (1809). После падения Наполеона назначен союзниками председателем временного правительства в Турине. Участник Венского Конгресса. Министр иностранных дел (1814). Военный и морской министр (1817). Председатель Совета Министров (1818). В 1821 г. в отставке.
67. КАВАЛЕРУ де РОССИ
26 НОЯБРЯ (8 ДЕКАБРЯ) 1807 г.
<. .) Я сообщал уже вам про добрые намерения Его Императорского Величества относительно Короля, нашего повелителя. С тех пор, как писал я о делах касательно приема в службу пьемонтцев мне довелось видеться с кавалером Давико 2, коему сие поручено; ходили слухи о его смерти, но на самом деле ложные. Он сказал мне, что пьемонтцы достаточно снабжены всем необходимым; а когда заговорил он с ними по-пьемонтски, они беспрепятственно подпустили его и приняли письмо прямо из рук. Весь этот авангард на следующее же утро дезертировал в числе около 300 человек. Намерения Его Императорского Величества самые благородные, ибо хотя он и платит сим пьемонтцам, но приняты они в службу от имени Его Величества, имеют королевскую кокарду на киверах, и мундиры у них не русские. К несчастью, все это получило дурной оборот. Копии писем попали к французам, и Бонапарте сразу же приказал расстреливать на месте всякого захваченного пьемонтского эмигранта; кроме того, он раскассировал пьемонтскую дивизию (тридцать первую) и, несомненно, еще не раз выкажет пьемонтцам свое неудовольствие. Такова, г-н Кавалер, неизбежная судьба. Каждый шаг народов в пользу прежнего своего монарха приносит им лишь несчастья. Не сомневаюсь, злоба Бонапарте противу Его Величества теперь удвоилась. Уже давно сказал он графу Мерфельдту, что во всем свете у него (у Бонапарте) нет большего личного врага, нежели король Сардинии. Здесь он теперь хозяин не меньше, чем в Париже; ежели взойдет ему вдруг в голову уничтожить мою миссию и заставить Императора не признавать более нашего Короля, то, я убежден, достаточно будет лишь одного слова.,Это не означает, что чувства Его Величества к Королю, нашему повелителю, переменились. Еще вчера за ужином у Императрицы 3 со мною весьма милостиво разговаривали. Но что такое чувства в политике!
Ежели меня примут в Париже, то будет легко устранить сие новое затруднение, связанное с вербовкой на военную службу, ибо подобное намерение никак не принадлежит ни Королю, ни министерству и к тому же вполне в правилах законной войны; но я имею и другие предметы для разговора. Впрочем, по всей очевидности, меня не захотят слушать. В остальном же чем более размышляю я о сути дела, тем менее раскаиваюсь в принятых решениях. Сия Революция, свидетелями коей мы являемся, есть, бесспорно, одна из самых ужасных и наиболее глубоких, а следовательно, и самых долгих, которые когда-либо поражали человечество. По моему мнению, она еще только начинается. <• .)
Вь:, конечно, уже знаете, как обращается французский Император с русским послом (графом Толстым, лично мне известным). «Мюрат, во что вам обошелся дворец на улице Черет- ти?» — «400.000 франков». — «Но я говорю не только о стенах, а про весь дворец со всей обстановкой, мебелью посудой и прочим».— «Тогда он стоил мне миллион». — «Превосходно, завтра вам заплатят эти деньги; теперь это будет дом русского посольства» и т. д. и т. д. Мы ожидали здесь Лафоре4, но оказалось, что едет Коленкур 5. Ему назначено 500.000 франков содержания, и, кроме сего, Император купит для него дом, так что нам предстоит увидеть изрядный шум и блеск.
Не говоря о всех возможных потрясениях, я вижу еще два почти неизбежных: одно в Австрии и второе где-то в другом месте. У нас перемены следуют с необычайной быстротою. Теперь Его Величество получит от здешнего двора лишь две трети из назначенных ему субсидий; не знаю уж, где будет конец сему злу. Война с Англией совершенно противна национальному чувству, недовольство ею здесь всеобщее. Полагаю, и австрийцам она не понравится, хотя не принесет им столько зла, сколько русскому народу. А в конечном счете, г-н Кавалер, куда ни посмотришь, повсюду гибель и несчастия. <. .)