1 Имеются в виду пьемонтцы, служившие во французской армии.
2 Давико — кавалер. Пьемонтский офицер-эмигрант на русской службе.
3 Елизавета Алексеевна (1779—1826)—российская императрица. Жена Александра I (с 1793). Урожденная принцесса Луиза Мария Августа Баден- Дурлахская.
4 Лафоре, Антуан Рене Шарль Матюре, де (1756—1848) — граф. Французский дипломат. Участвовал в заключении Люневильского мира (1801). Пред- стави?ель при Имперском Сейме в Регенсбурге. Посланник в Берлине.
5 Коленкур, Арман Огюстен Луи, де (1772—1827)—граф, герцог Виченц- ский. Французский государственный деятель. Отличился в революционных войнах. Посол в С.-Петербурге (1807—1811). Старался предотвратить разрыв России и Франции. В 1812 г. в Великой Армии. Участвовал в переговорах с союзниками. Министр иностранных дел (1813), оставался на этом же посту во время Ста Дней. После Реставрации лишен всех званий. «Коленкур, которого Местр встречал у Чичагова, отнес его сразу к врагам, считал его и Серра- Каприолу «главными агентами Англии» и учинил за ними секретный надзор» (Степанов М. Жозеф де Местр в России.//Литературное наследство. Т. 29—30. С. 594).
68. КАВАЛЕРУ де РОССИ
6 (18) ДЕКАБРЯ 1807 г.
<. .) Что впереди? Я ничего не знаю. Поеду ли я? 1 Иногда говорю себе: да, иногда — нет. То все это кажется мне легким, то ■совершенно невозможным. Я вишу в воздухе, как гроб Магомета 2, и уже изрядно истомлен ожиданием.
Несколько месяцев назад я писал вам о пьемонтском солдате, дезертировавшем из французской армии и представившемся Императору, который посадил его в свою коляску. Солдат сей не просчитался: то ли он чем-то заинтересовал Императора, то ли Государь пожелал вознаградить его душевный порыв, но он сделал его доверенным слугой; теперь счастливчик живет во дворце на всем готовом и получает еще 500 рублей на развлечения. Как всегда и везде, удача идет к удаче! Сего молодого человека зовут Мордильо 3, он хорош собой, но в остальном не имеет в себе ничего выдающегося. <. .)
Осталось два или три раза по двадцать четыре часа, и меня ожидает нечто из ряда вон выходящее, ибо я должен получить или не получить уведомление от французского посла. Я готов ко всему, даже к приказанию возвратиться во Францию, как подданный Императора Французов. Ежели случится сие несчастие, прошу вас иметь в виду:
1. что ко времени знаменитой амнистии, дарованной всем эмигрантам при условии возвращения, отказа от иностранной службы, принятия присяги и т. д., я единственный из всей компании письменно заявил, что прошу не числить меня в сем списке, ибо, не являясь французом, не желая быть им и никогда не быв, по возвращении во Францию буду лишь ненавидеть ее правительство;
2. что в ответ на необычную сию декларацию французскому правительству по причинам для меня непостижимым заблагорассудилось исключить меня из списка эмигрантов, дозволить оставаться на службе Его Величества и в то же время числить меня французом; таковое беспримерное решение никто не мог предвидеть;
3. Что, имея в своем портфеле сей декрет и будучи неоднократно предупрежден особами, принимающими во мне участие, о предполагаемом удалении моем от Его Величества, я всегда заявлял, что роль иностранца на его службе неприятна мне свыше всякой меры и я не желал бы ничего лучшего, чем на свой страх и риск сделаться сардинцем.
Посему, г-н Кавалер, в любом случае не нарушил я самых строгих правил чести и порядочности. Желательно постоянно помнись о всех сих обстоятельствах, хотя, быть может, случится и совершенно противное всем нашим предположениям. В моем возрасте я должен знать свою звезду; она все время вела меня одинокой и неведомой мне дорогою, и оставалось лишь удивляться, к чему все это приводило. Может быть, то же будет и при сей достопамятной оказии; могу лишь уверить вас, что, спрашивая себя, какой ответ мне желателен: да или нет, я никак не могу ответить на этот вопрос. В сих обстоятельствах противу меня весьма сильно играет то, что Бонапарте получит мою просьбу во время своей поездки в Италию. Он спросит обо мне в Пьемонте, и Бог знает, что из этого последует! Но кости уже брошены, и скоро мы увидим, каков жребий.
Полагаю, нет надобности говорить вам о той печали, каковую испытываем мы по причине прискорбных известий из Испании. От Архангельска до Кадикса должно воспоследовать изъявление суда Божьего. Заблуждения XVIII столетия велики, но и наказаны они жестоко. Горе всем свидетелям сих великих революций.