Но если Его Величество решит не пренебрегать услугами человека недовольного, я буду верно исполнять свой долг, ибо не приемлю двойной присяги. Предложение мое столь же искренно, сколь и бескорыстно, поелику я не имею оснований ожидать возвращения Его Величества в Пьемонт (коего, впрочем, желаю всеми силами моего сердца). Я не устаю говорить вам, г-н Кавалер, совершенно бесхитростно и прямо, et nunc et semper *, что, принимая в соображение свои годы, равно как и все те обстоятельства, в коих мы находимся, реставрация для меня есть событие абсолютно невероятное, на которое я ни в коей мере не надеюсь и не рассчитываю, и готов даже подать в августейшие руки Его Величества письменное отречение от всех претензий, связанных с се^предбудущей эпохой. <. .)
В том случае, если я и далее останусь на службе Его Величества, не услышите вы от меня ни единой жалобы, ибо надобно покончить с сими нескончаемыми ссорами. Да вы и сами уже имели возможность заметить, что самый острый глаз не смог бы обнаружить в служебной моей переписке даже малейших следов недовольства. Льщу себя надеждою, что человек во мне вполне отделен от особы посланника и сего последнего никогда не касается
злопамятство первого. Именно такова моя роль, как я ее понимаю; и она тем паче необременительна, что я уже давно убедил- ся_'все пути к сердцу Его Величества для меня закрыты. Хотя >олг мой и состоит в сокрытии сей раны, это отнюдь не означает, что она может исцелиться. <. .)
Из письма вашего усматриваю среди прочих возможностей и мой отзыв в Сардинию. Но, г-н Кавалер, неужели Король после того, как он не пожелал хоть какого-либо положения сыну моему и обрек меня тем самым на бесконечную нужду, может снова разлучить нас? Мысль сия столь жестока и столь несовместна с величием души, присущей как всему августейшему семейству Его Величества, так и ему самому, что мне позволительно не полагать ее в числе вещей возможных.
Упреки, кои вы делаете мне касательно редкости моих писем, столь малоосновательны, что я ожидаю от вас извинений. С 6-го декабря и по 16-е число того же месяца прошлого 1807 года я имел честь написать вам двадцать четыре депеши (нумера с 32-го по 55-й включительно), из них многие на 20 страницах, и, кроме писем служебных, еще одно не нумерованное от 9(21) октября, посланное через г-на Торлонью2. В настоящих весьма затруднительных для корреспонденции обстоятельствах письма мои весьма и даже излишне многочисленны, но я лишь следовал вашим пожеланиям: не пропускать ни единой оказии. — Что вы скажете на все это, г-н Кавалер? Жду от вас удовлетворения, иначе я рассержусь. Касательно же формы моих писем, это совсем другое дело. Здесь у нас не может быть никаких затруднений, и все будет зависеть от вас. Мы присутствуем при величайшем и ужаснейшем зрелище, которое когда-либо представлялось человечеству. Оно весьма способствует размышлениям, и я вижу, как кабинеты великих держав особливо рекомендуют доверенным своим посланникам не стеснять перо свое и беспрепятственно излагать все мысли о происходящем.