К тому же нет никакого сомнения, что весьма важные сведения доставлены ему иностранными доброжелателями, и вполне естественно, он заготовил на всякий случай первосортное пугало. Таково мое мнение.
Противу Аракчеева только Императрицы, граф Ливен, генерал Уваров, все адъютанты, Толстые — одним словом, все, что имеет здесь вес, и все, что держится за все то, что имеет вес. Должно быть, он основательно втерся в доверие к Его Императорскому Величеству, а сам Император решился на сие лишь по зрелом размышлении. Тем временем он все уничтожает. Он развеял как дым самые сильные влияния. Он позволяет себе говорить грубости, производит арестации и т. д. и т. п. Всего несколько часов назад один высокопоставленный военный говорил мне, что дело может окончиться чем-либо ужасным со стороны кого-нибудь из оскорбленных, кто не сумеет сдержать себя. Но у русских слишком возвышенные понятия, чтобы решиться убить министра. <.
| 7* |
| 8» |
Должен отписать вам и о другом министре, совершенно отли
чающемся от всех прочих, — это адмирал Чичагов, морской министр. Он сын другого адмирала
5, который при Екатерине II выиграл у шведов морское сражение и чей мраморный бюст находится в Эрмитаже. Не могу сказать, можно ли почитать его живым, хотя он еще не похоронен; ему девяносто лет, он глух и слеп. Сын его — одна из выдающихся голов сей Империи. Он воспитывался в Англии, где научился презирать свою страну и все, что там делается. Смелость его суждений такова, что оную следовало бы назвать совсем иным словом. Его почитают великим французом, но на самом деле сие совсем не так, ибо несомненно, что усвоил он в Англии восхищение перед сей страной, каковое вполне очевидно для всех его друзей. Тем не менее я полагаю, что в голове у него немало и французских идей, хотя затруднительно быть в чем-нибудь уверенным, ибо он единственно ради потехи противоречит всему на свете. Иногда я называю его господином возражателем, дабы позабавить жену его — англичанку, которую он страстно любит. Приключения, случившиеся с ним во времена Павла I, просто восхитительны. Как-то я спросил: «А где вы были, г-н адмирал, в прошлое царствование?», — на что он ответствовал: «То в Кронштадте, то в крепости». Однажды после ужасной сцены Павел I сказал ему, что не желает его видеть и немедленно увольняет в отставку. Адмирал тут же разделся перед своим повелителем и вышел из дворца в одной рубашке. Согласитесь, это очень мило и такого не увидишь нигде- в другом месте. Поелику не желает он ни воровать, ни дозволять воровство в своем ведомстве, его ненавидят. Возможно, у него есть и настоящие изъяны, но мне о них ничего не известно. Должен заверить вас, что, по свидетельству, надежному и беспристрастному, пьемонтских офицеров, проделавших Греческую кампанию6, если на флоте и была хоть тень какого-то порядка, то лишь благодаря страху, внушаемому именем Чичагова. Уже три года, как каждые две недели людская молва отправляет его в отставку, но он все более и более усиливается и лишь смеется над всеми. Недавно в небольшом обществе у одного камергера мы откровенно говорили, что опасаемся за него, ибо нам представляется невозможным для такого человека, удержаться в должности.