24 июня 1817 г. де Местр был уже в Париже, где задержался ненадолго, хотя видел столицу мира в первый раз за всю свою жизнь. Оттуда он направился прямо в Турин и обосновался там, намереваясь заниматься редактированием и изданием трудов, написанных в Петербурге. 27 мая 1818 года, ровно в годовщину отъезда из российской столицы, он писал адмиралу Чичагову: «Я все еще хожу по туринским улицам, не имея ни малейшего представления о своем будущем; впрочем, вполне возможно, что приближается день, когда я превращусь из Господина не у дел в Господина тысячи дел». Действительно, вскоре он был назначен правителем Великой Канцелярии с рангом министра. В 1819 г. увидел свет трактат де Местра «О Папе Римском» — вполне средневековое сочинение, пронизанное идеей главенства римского первосвященника не только в делах духовных, но и во всем, что касается власти государей, над которыми он поставлен самим Богом как верховный правитель. Здесь же был вынесен и окончательный приговор России. Автор, знавший эту страну много лучше, чем большинство иностранцев, а сравнительно с самими русскими имевший преимущество взгляда извне, отказывал ей в праве принадлежать к европейской семье народов. Перед Россией только один выбор: рабство или революция. Лишь католицизм может помочь ей. Опасаясь недовольства русского императора, книгу не разрешили напечатать в Турине, и она вышла в парижском издании. Александр I был до крайности раздражен ею, и, по свидетельству современников [17], она послужила одною из тех причин, которые побудили его в 1820 г. окончательно изгнать иезуитов из России.
Тем временем в самом Сардинском Королевстве дела шли от плохого к худшему. «К несчастью, Виктор Эммануил принадлежал к числу тех государей, которые ничего не забыли и ничему не научились за последние двадцать лет. На другой день по его прибытии в Турин 21 мая 1814 г. появился знаменитый эдикт, который отменил все французские законы и учреждения, не удостоив даже упомянуть о них, и предписал „руководствоваться королевскими конституциями 1770 года, не считаясь ни с каким иным законом". С этого момента в стране воцарился самый необузданный деспотизм и все безобразия режима сословного неравенства. Король, хвалившийся, что „проспал двадцать лет", доходил в своей ненависти к революции до того, что собирался закрыть дорогу через перевал Мон-Сени и разрушить мост через По, потому что и эта дорога и этот мост были делом французских рук. Он так любил прошлое, что восстановил в должностях чиновников, отставленных в 1800 году, и воскресил учреждения, уничтоженные тогда же. Он был до того самовластен, что вмешивался в частные дела, раздавая своим приверженцам патенты, дававшие им отсрочку для уплаты долгов, несмотря на протесты кредиторов. Наконец, король так уважал традицию, что восстановил касты, упраздненные французами: дворянству он вернул не только должности в армии, но и феодальные права, десятины, майораты и фидеикомиссы, духовенству— земли, право „мертвой руки", особые суды, равно как и цензуру книг. С момента реставрации Пьемонт, казалось, вернулся вспять на полвека» [18] Но вернуть утраченные понятия и мысли всего общества было невозможно. Если оно терпело деспотизм Наполеона, то лишь потому, что надеялось все-таки на восстановление независимости Италии в не столь уж отдаленном будущем. Теперь же, ко всему прочему, сильнейшее раздражение вызывало преобладание Австрии на севере Апеннинского полуострова, полученное ею по решениям Венского конгресса. В Пьемонте нарастало брожение. Составился заговор офицеров, которые 10 марта 1821 г. возмутили войска и образовали Совет Итальянской Федерации. К ним присоединились студенты и народ. Виктор Эммануил I отрекся от престола в пользу своего брата Карла Феликса и 13 марта бежал в Ниццу. Однако новый король смог удержать свою власть лишь с помощью австрийских войск.
Судьба избавила Жозефа де Местра от горькой участи быть свидетелем всех этих потрясений. В самом начале 1821 г., когда уже явственно слышались толчки приближающейся революции, присутствуя в Совете Министров, где обсуждалось коренное изменение законов, он сказал, что теперь время для этого совсем неподходящее, и, разгорячившись, закончил свою речь словами: «Господа, земля трясется, а вы хотите строить!» Это было его последнее выступление. 26 февраля 1821 г., через несколько дней после апоплексического удара, он тихо скончался на шестьдесят восьмом году жизни. О том, как отнеслись в Петербурге к смерти Жозефа де Местра, сказано в одном из писем его дочери Адели: «Вы не удивитесь моему известию о том, что после случившегося с нами ужасного несчастья в Петербурге не нашлось никого, кто хотя бы написал нам или положил цветок на эту почитаемую могилу. Четырнадцать лет видели они перед собой сей живой светоч, это редчайшее соединение доброты, познаний и таланта. Видели, но не любили» [19].