Вот портрет Жозефа Местра в последний год его жизни: «Он с легкостью и одновременно какой-то важностью держал себя в свои шестьдесят-семьдесят лет. Его осанка, все его возвышенное существо выглядели воистину величественно, благодаря тому несколько утрированному достоинству, которое придавала ему закинутая назад голова. Проведя много лет в придворных кругах, он продолжал точно так же держаться и среди своего семейства. Его телосложение было крепким, но без излишней полноты, и но
ги с твердостью бронзовой статуи стояли на земле. Оживленные и выразительные жесты выдавали полуитальянское происхождение и давнюю привычку к разговору пьемонтцев и сардинцев. С утра он тщательно одевался, как это заведено у придворных: белый галстук, орден на шее, большой крест, свисавший к груди, парадный костюм и неизменная шляпа в руке. Он не мог допустить, чтобы его застал в неглиже даже самый бедный крестьянин, привозивший на своем муле хворост для барского дома. Его снежно- белые шелковистые волосы были уложены по моде наших отцов на две расчесанные к вискам пряди, напудрены и напомажены; от затылка на сюртук свисала косичка. Голова его, крупная от природы, казалась благодаря этому еще больше, а широкий и высокий лоб еще более внушительным. Сразу обращали на себя внимание прекрасные голубые глаза, полные света и окаймленные сохранившими свою черноту бровями. Прямой нос, крепкие щеки, большой и словно созданный самой природой для красноречия рот; выдающийся, как будто бросавший вызов подбородок и, наконец, полуулыбка, наполовину доброжелательная, наполовину саркастическая, — таково было лицо этого человека, свидетельствовавшее о том, что он знает себе цену и хотя по чрезмерной гордости не слишком показывает ее другим, все-таки не прочь дать это почувствовать. Его вежливость, хотя и безупречная, скорее держала собеседника на расстоянии, чем приближала к нему, а разговор представлял собою нескончаемый монолог. Жизнь его по своей размеренности можно было сравнить с циферблатом часов, разделенным по минутам. Он, вставал до света и начинал день с молитвы и чтения псалмов. Часто шел к ранней обедне, на которую ходят набожные слуги, пока их господа еще спят; потом писал до обеденного часа. После обеда один или в обществе кого-нибудь из нас отправлялся, держа в руке трость с золотым набалдашником, на прогулку. При этом он то и дело останавливался, чтобы сделать какое-нибудь замечание или рассказать случай из своей жизни в Сардинии или России. Он страстно любил стихи и немало сам сочинил их в часы досуга. После долгого променада он возвращался домой, и беседа продолжалась до самого ужина, оживляемая его братьями и племянниками и вертевшаяся главным образом вокруг собственных его сочинений» [20]
| 17 |
Величайшая заслуга Жозефа де Местра заключается в том, что он одним из первых с силой и выдающимся литературным талантом показал всю пагубность для человечества ложных идеалов свободы, равенства и извращенно понятой справедливости. Кратко суммируя идеи де Местра, прибегнем, не претендуя на лучшее, к их изложению, сделанному Владимиром Соловьевым: «<.. .> он не допускает принципиального и окончательного противоположения и разрыва между верою и знанием; он предсказывает в будущем новый великий синтез религии, философии и положительной науки в одной всеобъемлющей системе. Непременное условие такого син
теза — сохранение правильного порядка между тремя областями единой истины. Этим объясняется ожесточенная вражда де Местра против Бэкона, которого он обвинял в разрушении порядка постановкою на первый план естественных наук, которым по праву принадлежит лишь последнее место. Критика философии Бэкона, несмотря на сухость предмета, — одно из самых страстных произведений де Местра. Успех философии Бэкона и ее всестороннее влияние есть, по мнению де Местра, настоящая причина всех аномалий в новой европейской истории. <...) Участие народа в делах управления есть фикция, лживый призрак. Такова же и идея равенства. „Вы желаете равенства между людьми потому, что вы ошибочно считаете их одинаковыми <...), вы толкуете о правах человека, пишете общечеловеческие конституции; ясно, что по вашему мнению различия между людьми нет; путем умозаключения вы пришли к отвлеченному понятию о человеке и все приурочиваете к этой фикции <...). Выдуманного вами общечеловека нигде на свете не увидишь, ибо его в природе не существует. <...) Поэтому перестанем витать в области отвлеченных теорий и фикций и станем на почву действительности. <. .) Всякая писаная конституция есть не что иное, как лоскут бумаги. Такая конституция не имеет престижа и власти над людьми" Народная жизнь и развитие должны быть проникнуты единством мысли и сознания, а мыслить сообща нельзя; всякое совещание и соглашение приводит неизбежно к сделке, а это вносит искусственные приемы и ложь в общественные отношения, искажая этим здоровое течение народной жизни. Пресловутые права человека и гражданина — только замаскированное желание как можно менее нести обязанностей гражданина; права сословия — только стремление создать государство в государстве. При аристократическом режиме нация раскалывается, при демократическом — она крошится, и затем от нее не остается ничего, кроме буйной пыли. Лучшие люди страны отнюдь не должны заботиться о каких-либо правах; они должны только нести особые обязанности. Высшее сословие в государстве может этим только гордиться, ибо.чувство долга и сознание обязанностей очищает и облагораживает, а претензия на права озлобляет и делает мелким и придирчивым» [21]
20
2 Заказ № 82