АЛ: А ведь действительно для Пушкина его герои существуют как бы в одном ряду с конкретными людьми…
И в письмах друзьям он говорил о Татьяне именно так – как о живом человеке и едва ли не своей знакомой.
ЗТ: Был еще разговор о том, кто адресат стихотворения «К морю». Татьяна Григорьевна Зенгер-Цявловская высказалась безапелляционно: «Конечно, Воронцова». Все оживляются, спорят, требуют ответа от Бориса Викторовича. Папа сидит, чуть выпятив губу, как он всегда делал, когда сильно погружался в свои мысли, а потом говорит: «Могучей страстью очарован». Только о России так мог сказать Пушкин»…
АЛ: Скорее всего, писать об этом Борис Викторович не стал бы. Ведь это вопрос веры – или неверия. Но я, знаете ли, верю…
ЗТ: А по мне так это вопрос логики…
Как быть писателем?
Возвращаясь от своей соседки, я непременно садился за письменный стол.
Причем не всегда мои размышления были по тому же поводу. Подчас оттолкнешься от какой-то ее истории и думаешь о своем.
Конечно, слишком далеко не удаляешься. Может, примеры разные, а мысль одна. Пытаешься понять, как жить в своем времени, но ему не поддаться.
Тут существует много способов. Самый эффективный заключается в том, чтобы не зацикливаться. Всякий раз находить какие-то другие возможности.
Представляете прежнюю эпоху? Да еще на улице что-то специфически петербургское. В такую погоду не только не выйдешь на улицу, но и в окно взглянешь с неохотой.
Что ни говорите, а создатель нашего города не забывал о целостности впечатления. Трудно сочинить более выразительное пространство для тяжелых времен.
И при этом, думаете, никто не смеется? В некоторых домах нашей Пальмиры веселятся вовсю.
И все потому, что мыслят неординарно. Кто-то умудряется так прийти в гости, что потом не оберешься последствий.
Пастернак как чудотворец
Пастернак просидел у Ахматовой половину дня, а как только ушел, то все и началось.
Борис Леонидович еще спускался по лестнице, а квартира уже отправилась на поиски. Точно знали: если он улыбался смущенно, значит, что-то должно быть.
Чего еще ждать от поэта? Когда он прикасается к чему-то слишком знакомому, оно волшебно преображается.
Помните, конечно, его митингующие деревья и говорящие чердаки? В данном случае впечатление было не менее удивительным.
Чем, казалось бы, может изумить знакомая до слез подушка? Или кастрюля, многократно вычерпнутая до дна?
Пастернак повсюду рассовал деньги. Чуть не на каждом шагу обнаруживались крупные и мелкие его вложения.
И если бы вложился только в подушку или кастрюлю! Когда все было многократно проверено, из-под шапки на вешалке выпорхнула купюра.
В его раннем стихотворении вспоминается шестая глава Евангелия от Матфея, где говорится о необходимости творить милостыню тайно.
Следовательно, благодеяния не должны мозолить глаза. Пусть лучше они прячутся среди вещей и дожидаются своего часа.
Пастернак как чудотворец (продолжение)
Приятно? Еще как. А главное, после таких событий чуть меньше боишься жизни.
Уже давно в этом доме и думать забыли о том, что такое сюрприз в его первоначальном детском значении.
Ведь дело не только в хрустящем свертке, а в ожидании. Чем сильнее томление, тем больше радость потом.
Пастернаку хотелось все это Ахматовой подарить. Чтобы, несмотря на то, что погода осенняя, атмосфера возникала новогодняя.
Не зря же он автор стихов о «вакханалии» и «вальсе со слезой». Кому как не ему следует оживить дом радостными криками и беготней.
Анна Андреевна, представьте, тоже включилась. При этом ничуть не изменив своей «фирменной» величественности.
И погода, что самое невероятное, отступила. Снег, конечно, не выпал, но ясно чувствовалось: все переменится, самое главное впереди.
Шостакович на стадионе и дома
Еще бывает, человек сам находит отдушину. И в чем? В футболе. Оказывается, в самые горькие минуты это помогает.
Вот уж, казалось бы, негармоническое искусство. Сумбур вместо музыки. Вместе с тем Шостакович на стадионе отдыхал душой.
Все же есть в спорте некая безусловность. Уж если поражение или победа, то на глазах у всех.
Существует фото Дмитрия Дмитриевича. Какой-то он здесь не такой. Чаще всего рот сомкнут в ниточку, а тут широко распахнут.
Обычная жизнь исключает прямоту высказывания, но во время матчей она еще допустима.