Но что ж делать?
Совершенно растерянный, он хватался за свои вещи, за портплед, за саквояж, и бегал взад и вперед. Что его собственно могло здесь свести с ума -- деревья, солнце, цветочки, вареники с вишнями, малороссийский борщ? Бывшая генеральская горничная -- хозяйка, генеральский сын, полуидиот? Размякнуть до последнего самоунижения, до амикошонства со стороны какой-то кумысной продавщицы, до разговоров черт знает о чем. Бежать, сейчас же бежать. Ну его к дьяволу, этот Анютин! Все равно, ему уже ничего здесь не поправить, уже не найти настоящего, достойного его имени и положения, тона. И вообще, чем он связан тут? Шутливым ухаживаньем за Сусанной? Поцелуями? Обещаниями, данными в лунную ночь, какими-то полусловами, сорвавшимися с языка?.. Вот еще вздор!
-- Виктор Александрович, -- раздался голос Евлампии Петровны за дверями, -- пожалуйте кушать, мой милый. Обед на столе.
-- Я не буду обедать, мне некогда, -- торопливо ответил он.
-- Что вы сказали, мой милый?
-- Мне некогда. Обедайте без меня.
Наступило молчание, потом послышались совещающиеся голоса, и длинная борода Федора Ивановича просунулась в дверь.
-- Моя не садится обедать, -- сказал он, -- послала спросить, здоровы ли вы?
-- Совершенно здоров, -- отвечал Коробьин, -- т. е., виноват, именно нездоров, совсем нездоров. Войдите, пожалуйста. В котором часу идет поезд в Москву?
-- В три часа.
-- Благодарю вас. Дело в том, что я уезжаю по экстренной надобности в Петербург. Будьте добры узнать у Евлампии Петровны, сколько я ей должен.
Федор Иванович хотел что-то сказать, но с перепугу только покраснел, беспомощно потряс бородой и убежал. И сейчас же появилась Евлампия Петровна.
-- Ах ты, батюшки мои, да что же это случилось, да что же это, мой милый, вот несчастие какое... Угодили ли мы вам? Да хоть скушайте на прощанье что-нибудь.
Вид у обоих был растерянный, жалкий. Коробьин быстро уложил вещи и уехал.
Мокрые деревья окутывала сероватая мгла, на улицах не было ни одного человека, котелок и саквояж Коробьина промокли от дождя, но у него было веселое, приподнятое чувство. Через каких-нибудь пять-шесть часов, по его телеграмме, из рязанского имения дядюшки на маленькую станцию будет выслана карета. Потом еще через полчаса он уже будет сидеть на большой роскошной террасе или в гостиной с чудесной мебелью, с великолепным роялем. Его со всех сторон окружат изящнейшие мужчины и дамы, затормошат кузиночки в платьицах Пушкинской Татьяны и Ольги, задушит в объятиях дядюшка -- предводитель дворянства, оттреплет ласково по щекам бабушка-губернаторша, сообщит серию новейших анекдотов брат вице-губернатор.
Да и сам Коробьин после двух-трех бокалов вина, пожалуй, разоткровенничается и расскажет всей компании комическую историю о том, как он ходил босиком в Анютине и как в довершение всего чуть не женился на серенькой мещаночке Сусанне. Все будут страшно смеяться, а бабушка испуганно качать головой.
----------------------------------------------------
Впервые: Летучие альманахи : Вып. II. 1913 г.
Исходник здесь: Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.