— Что-то ты не то говоришь, — нахмурился Аполлон; он подумал, что с его стороны недостойно обсуждать женщину, красивую и, конечно же, добродетельную, с этим пьяным человеком, который, не иначе, готов был весь мир очернить. — Я тут пару дней всего, но у меня уже сложилось мнение, что она женщина добрая и образованная.
— Вот-вот! — кивнул Захар. — Одно другому не помеха. С виду она, может быть, и ангел. Но я давно заметил: от таких ангелов беги — вместо души у них преисподняя, — он дошел до чугунной лестницы и остановился. — Вы, молодой господин, еще не видели теней в ее окнах. Поэтому не понимаете, о чем я толкую. А как увидите — вспомните Захара... Часто в непогоду... Тени в окнах мельтешат, а в апартаментах хозяйки тихо — ни музыки, ни голосов...
Аполлон пожал плечами:
— Чего только не привидится... — он не досказал насчет зеленого змия.
— Спьяну, вы хотели сказать? — осклабился в свете лампы Захар и пыхнул табачным дымом. — Есть, конечно, грешок. Но я — старый солдат, меру знаю... И явь от бреда отличу... Коляски да кареты подкатывают к крыльцу одна за другой — не простые гости, состоятельные, с лакеями да кучерами; слуги посреди улицы зимой греются у костров... Собираются у Милодоры греховодники с гербами — титулованные, значит... Съезжаются на оргии. А при свете дня встреть их... Сидят в кабинетах, в присутственных местах, в коллегиях под портретом государя-освободителя, принимают важный благочестивый вид. Они — лицемеры титулованные... Им в Петропавловке самое место... Я знаю.
Аполлон посмотрел на Захара недоверчиво (какой-то пьяный бред, ей-Богу):
— Они, может, книги читают... Почему обязательно оргии?
Сапожник посмотрел на Аполлона как на блаженного:
— И на все замки притом закрываются... Вот и сегодня!... Прислушайтесь!...
Аполлон невольно прислушался:
— И что?
— Тихо?
— Тихо...
— А между тем у хозяйки знаете сколько господ собралось!... Десятка два: и в экипажах, и пешими явились. Спросите у Антипа, у дворника нашего...
Аполлон не нашелся, что ответить. Но после этого разговора у него возникла неприязнь к человеку, который всего минуту назад казался ему даже симпатичным. Аполлон зажег свечу от лампы Захара, сдержанно кивнул ему и направился вверх по лестнице. Лекарь Федотов уже спешил по коридору...
Поднявшись к себе в комнату, Аполлон некоторое время раздумывал над тем, что услышал сейчас. Его даже подмывало выйти в сквер и посмотреть на окна второго этажа — есть ли в них, действительно, тени. Но потом он подумал, что выйти и посмотреть — это уронит достоинство его... равно как и достоинство Милодоры, женщины, образ которой он высоко возвел и низводить который не собирался...
Впрочем к окну он подошел и глянул во двор.
Там внизу было темно. Свет свечи отражался от стекла... В разрывах меж тучами, плывущими довольно быстро, время от времени показывался тонкий серп месяца. Отчего-то стало тревожно на сердце.
А с тревожным сердцем — какая литература!...
В расстроенных чувствах и с мыслью о том, что в него плеснули некой дикой небывальщиной, окунули в пьяный бред, Аполлон лег спать. Но сон у него был неспокойный — сон не нес отдыха. Просыпаясь на мгновение, Аполлон ловил себя на том, что мозг его продолжает думать — думать во сне (как бы жить своей жизнью, отдельной от существа Аполлона), мозг ворочает тяжелые, как камни, мысли. Оттого голова словно полна дурмана... В очередной раз засыпая, Аполлон задавался вопросом: не с того ли званого вечера, не с того ли бала, на котором увидел Милодору с графом Н., полна дурманом его голова?..
Глава 9
Как ни гнал от себя Аполлон те подозрения, что возникли у него после разговора с сапожником Захаром, ничего не получалось. Они, кажется, были неистребимы. То есть он бы справился с ними, конечно, если бы... если бы они в скором времени не стали получать некоторые подтверждения. Аполлон и сам стал невольно замечать тайные появления гостей — очень поздних, ибо после десяти вечера как будто не принято у добропорядочных господ являться с визитами к даме и засиживаться у нее далеко за полночь... А господ появлялось не один и не двое, а по десять и пятнадцать. Были среди них и штатские в цилиндрах и черных плащах, подбитых светлым шелком, были и офицеры со сверкающими золотом эполетами — таких в хорошую погоду немало встретишь на дворцовой набережной, прожигающих дни, волокитствующих, поставивших лямуры, выпивку и удовольствия карточного стола далеко впереди службы...