Ожесточаясь, кричала чернь о Его крови:
— Кровь Его на нас и на детях наших!
Пречистая кровь каплями падала в пыль дороги, по которой шел Он в терновом венке, нес тяжелый свои крест.
Уж красный весенний день красным солнцем освещал город — сколько дел совершилось! — а Богородица ничего не знала.
Во всю долгую ночь не сомкнула глаз Богородица и только под утро, присев к окну, задремала.
Переполошился ад, обезумел.
Молнией облетела весть, что Светило и Солнце Венец и Слава мира, Единородный Сын Божий Сын человеческий пленен и ведом на Голгоѳу.
И обезумев, гремел ад, как непроносная туча немилостивая, и ревел, как разъяренный лев, и мычал, как бешеный бык, — стонал ад, как в погоду широкое море, горел ад, как подстреленное оскорбленное сердце.
— Нескончаемому царству Христову конец.
И на радостях завыли, завели темные бесы свой отчаянный пляс — бесовскую чехорду.
Бес об одной курячьей ноге, претворенная тварь, так подпрыгивал на своей куриной ноге — даже до высочайших башен, ограждающих входы в суровое жилище гордостных демонов, в муку вечную. И бескостные, с вязигой вместо кости, наушники, прихвостни и перелеты, взгромоздясь друг на друга, как в потешной игре мала-куча, пыхали смрадом, проникающим сквозь адовы стены на землю. И в пыли бесовской отчаянной возни изумрудом зеленый переливался демонский глаз.
Восковой мост испытаний между адом и раем, мост мертвых, проходящий через бурную смоляную реку, растаял. И охватило ненасытное адово пламя бешеной Геенны небесные столпы.
— Нескончаемому царству Христову конец!
Устрашились архангелы, херувимы и серафимы — всколебалась небесная сила.
В бессилии закрыли ангелы свои недремные очи. Кто пойдет к Матери Божией, кто передаст ей печальную весть, кто возвестит непреклонную волю Вседержителя Бога, извечно осудившего Сына?
Свят-Дух, утешитель огорченных и опечаленных, царь небесный не утешит их.
Сказал Господь:
— Ты, Гавриил, вестник радости, будь же ныне вестником печали.
И ответил Гавриил:
— Как скажу я, возвестивший великую радость воплощения Слова, о горьком Его кресте!
Сказал Господь:
— Ты, Михаил, грозных сил воевода, ради Всемогущего поразивший копьем своего большого брата Сатанаила, ты, победитель, возвести — тебе, как воину, легче перенесть скорбь.
И ответил Михаил:
— Рука моя победила гордыню, но не смирение и скорбь. Я могуч против могучего.
Сказал Господь:
— Ты, Рафаил, простирающий руку помощи на всякую тварь, ты заступник от лица Вездесущего, иди и помоги предвечной воле — да познает о страданиях Слова родшая Слово.
И отвечал Рафаил.
— Я — помощь Божия, я утешение страждущим, я ли повергну в скорбь величайшую в женах!
В страхе и трепете свивались белыя крылья и огнедышащие. Наливались слезами огнезрачные очи.
Лучше пусть бы Господь повелел своим ангелам и тихим, и грозным, и милостивым вынуть душу из пресвятой непорочной Девы!
Свят-Дух, утешитель огорченных и опечаленных, царь небесный не утешит их.
Не в речке, не в озере, напившись на камушке, всюду летая, носилась коноплянка птичка под облаком. И по ветру дошла до нее небесная жалоба.
Поспешно спустилась она на землю к Богородице. Села на окно и, крутя подсолнечной шейкой, защебетала печально.
Подняла глаза Богородица.
Глаза белые от отчаяния, безвекие, глянули на нее из темных глазниц: один из двенадцати, предавший Учителя, стоял под окном.
Поднялась Богородица и опять опустилась на лавку, — щебетала коноплянка печально, птичка пепельная, — упал ей на сердце ужас: сердцем учуяв, бросилась к двери.
— Мария! где Сын твой? — остановил у порога любимый ученик, — где Господь и Учитель наш?
А по улице мимо окон вели Его.
Он волею шел на крестную смерть.
Кто поможет матери, потерявшей сына?
Кто ее укроет?
Кто охранит от темной ночи?
К кому она обратится?
Улетела, спугнутая гиком и свистом, птичка-коноплянка, слепились от горечи уста у любимого ученика.
Кто же утешит?
Одна Богородица, она одна, как трава стоптанная.
Ударилась она о землю — кругом пошла голова. И опять вскочила. Стоном прорезалась грудь Рассыпались волосы, помутилось в очах. Бросилась она на улицу.
И увидела Сына, и увидев, разорвала себе ворот.
Тяжелый крест давил ему плечи. Пригибались колена под ударами. С каждым шагом все ниже Он склонялся к земле.