Пока он читает, мы его разглядим. Это — сильный и крупный мужчина с немного плоским затылком, какие бывают у младенцев, «отлеживающих» себе голову. Все его лицевые оконечности сильно развиты в профиль: нос, губы, подбородок, надбровные холмики — резко выдвинуты вперед; белые, безволосые руки розовеют и расплющиваются к ладоням, подобно телу ползущей улитки. Во всем его облике смесь чувственности и стремительности; только грустный большой лоб с ясными и строгими линиями облагораживает, подобно фронтону, эту слишком массивную постройку.
Человек, остающийся наедине, выражением лица всегда выдает себя. Без свидетелей люди становятся либо лучше, чем были на людях, либо хуже, — но всегда это улучшенье или ухудшенье есть возврат к своей подлинной сущности. Господин, сидящий в кресле, кажется похудевшим, — от охватившей его на свободе влюбленности. Рот, это таинственное подобие пола, привял немного нецеломудренное выражение; нижняя губа выпятилась, верхняя приподнялась, обнажая здоровые, красные десна. В серых глазах, устремленных на бумагу, тот пепельный, белесоватый налет, который характеризует собою уже забывшегося человека.
Внезапный скрип, двери — и охваченное страстью лицо превратилось в маску. Подобрав губы и скомкав письмо, он вскочил с места:
— Что такое? Кто там?
В комнату заглянул растрепанный корридорный мальчик:
— Барин, это вы звонили?
— И не думал, — раздраженно ответил мужчина, — впрочем, постой, я сейчас ухожу и вернусь поздно. Ключ кому оставить?
— Внизу, у, барышни, только наперед пожалуйте паспорт.
Господин тотчас же вынул паспорт, из того самого кармана, где было письмо, отдал его мальчику, а сам, надев шляпу глубоко на глаза, вышел из номера и вплоть до конторки, где восседала барышня, шел очень быстро и как будто даже с предосторожностями, — чтоб никого по дороге не встретить.
Он вернулся в двенадцатом часу ночи, получил обратно свой ключ и поднялся к себе наверх неменьшею осторожностью, нежели прежде. Дыхание его выдавало, что он плотно поел пряных местных блюд, сдобренных помидором и перцем, и запил их вином. Войдя к себе, он пустил электричество, вынул часы с цепочкой и положил их на стол, циферблатом наружу. Они показывали четверть двенадцатого. Затем он прошелся раза два по комнате и заглянул в умывальник, — воды там оказалось на самом донышке. Тогда незнакомец принялся искать звонок, но, не найдя его, вышел в корридор.
По мудрой провинциальной манере, еще не совсем исчезнувшей, звонок в гостинице устроен был с наружной стороны, в корридоре, и должен был обслуживать несколько номеров. Господин позвонил и, зайдя на порог своего номера, стал ждать появления мальчишки. Босые ноги мягко затопали по лестнице.
— Послушайте, принесите мне побольше воды в умывальник, — сказал он из своего прикрытия.
Вода была принесена, и умывальник наполнен доверху. Тогда наш незнакомец старательно запер дверь на ключ, снова взглянул на часы и подошел к окну.
Ночь была чернее колодца. Дул с перерывами сухой, горячий нордост, засыпая подоконник пылью и нагоняя на крутое небо, кое-где еще поблескивавшее звездами, сплошные, черные тучи. Клубы их расползались, как дым, и от их заволакивания внизу, на земле, становилось еще темнее и душнее. Господин захлопнул окно, закрыл его плотными ставнями и задернул ковровою шторой, — с поспешностью человека, имеющего перед собою определенное дело.
Чемодан стоял на столе. Это был крохотный чемодан русского изделия, брюхастый, с непрочной жестяной застежкой, видимо купленный на скорую руку. Господин щелкнул замком, приподнял ремни, и обе его половинки легко, словно чешуйки лопнувшего боба, упали направо и налево, обнажив почти пустую сердцевину. Там лежала, свернутая в трубку, смена белья, бутылка одеколону, просочившаяся на дно и запачкавшая белье желтыми, остро пахнущими пятнами, мыло, зубная щетка и кое какие не хитрые принадлежности мужского туалета.
Все время поглядывая на часы, мигавшие ему своими ресницами-стрелками, господин стал раздеваться. Мы наблюдаем за его туалетом, не вдаваясь в слишком большую нескромность. Скажем только, что, когда очередь дошла до мытья, незнакомец не удовольствовался тоненькой, ежеминутно прядавшей струйкой, а, закрыв проточное отверстие, напустил в таз целое ведро воды и полоскался в нем, как утка, фыркая, чмокая и отдуваясь с наслажденьем возбужденного человека. Потом он вытер лицо и грудь мохнатым полотенцем и, налив на ладони одеколону, растер себе ими все тело. Потом он сполоснул и вычистил зубы, обвел ногти костяною щеточкой, пригладил мокрые волосы и, расстегнув белье, спустил с себя все на пол. Наблюдая за ним и теперь, по обязанности автора, я не могу не отметить, что это мужчина поджарый и крепкий, из беклиновской породы волосатых существ с цепкими, но совершенно безволосыми оконечностями, — странно противоречащими мохнатой груди. Он со вкусом и очень медленно начал одеванье, сперва пустив в ход чистые носки, потом достав, вместо запыленных дорожных башмаков, щегольские ночные туфли на мягкой подошве.