Иван Дмитриевич карандашом подчеркнул две заинтересовавшие его фамилии. в одном из бракоразводных процессов участвовала дама из Иркутской губернии, вторая можно сказать привлекла внимание по наитию. Начальник сыска еще раз осмотрел паспорта, оказавшиеся по всем приметам подлинными. Смущало место рождения и некоторые обстоятельства: ежели господин Комаров не тот человек, за которого он себя выдает, то отчего же он не прихватил с собою столь важные документы? И деньги? При начале новой жизни они столь необходимы? Не будешь же обустраиваться на новом месте с фамилией, которая известна полиции? И деньги? Может быть у пропавшего секретаря была вторая квартира? Но все твердят, что он ежедневно отправлялся на службу из той, что я посетил? Одни загадки.
Иван Дмитриевич не стал вызывать дежурного чиновника, а сам спустился на первый этаж и там дал поручение проверить отмеченных в списке. Потом вернулся к себе, чай показался безвкусным. Так было всегда, когда хотелось быстрого результата, который в конечном итоге приходилось выискивать среди множества ненужного хлама.
Что—то не давало покоя, но что? Вроде бы кирпичик к кирпичику, ан нет вкривь стена возводится и приходится ее рушить, чтобы вернуться заново к исходному состоянию. Душило неприятное чувство ожидания, когда не к чему приложить силы. Дело не движется из—за отсутствия сведений и это тяготило, словно тяжелый груз был привязан к ногам и он не способствовал приятности при каждом шаге.
Михаил ворвался в кабинет, как всегда, без стука и приглашения, но забыв о приличиях и субординации.
– Иван Дмитрич, – шлепнулся на стул и, словно не замечая укоризненного взгляда начальника, продолжил тираду, – депеши иркутскому обер—полицмейстеру отправлены, а вот, – он протянул Путилину лист бумаги, – это послужной список нашего пропавшего.
Начальник сыска с интересом читал поданную бумагу, сощурив при этом глаза. Потом отложил в сторону.
– Согласно этого документа, – он потряс послужным списком, – нашего несчастного секретаря в пору делать если не святым, то по крайней мере праведным и лик писать с него можно.
– И я об этом, – на лице Михаила появилась, непонятно что выражающая, гримаса, – не вяжется духовность с преступлением.
– Это как посмотреть.
– Тоже верно, паспорта и деньги найдены у нашего святоши. Не чисто тут, ох как не чисто.
– Не забегай вперед, – пальцами Иван Дмитриевич выбивал на крышке стола дробь, – подождем ответов, тем более, что по принесенным тобой спискам я приказал учинить проверку.
– Мне не дает покоя дама, что увезла секретаря. Он ее испугался?
– Не исключено.
– Тогда вышеуказанная дама знала о нем что—то нелицеприятное?
Путилин неопределенно пожал плечами.
– Может быть наш праведник не так чист?
– Я же сказал, не исключено, – Иван Дмитриевич произнёс последнее слово по слогам, словно в начальной школе.
– Тогда позволите спросить, как он мог попасть на столь высокий пост в духовном ведомстве?
– Пока тайна за семью печатями.
– Не верится, чтобы так небрежно в духовном ведомстве отнеслись к его назначению.
– Мы же не ведаем о его покровителях.
– Но не обер—покурор же? И не Святейший Синод?
– А почему бы и нет. Все может быть в наше время, все. Вот видишь, – указал пальцем на бумагу, – согласно послужного списка наш разыскиваемый получил высшее академическое образование. Побывал на Святой земле в духовной миссии и при Синоде получил специальную подготовку к должности секретаря.
– Но неужто никто не распознал в нем самозванца?
– Не гадай, Миша. Мы должны следовать только узнанному, иначе воображение приведет нас не к тому дому.
– Вы —то что мыслите по поводу любезного господина Комарова?
– Не знаю, – искренне признался Иван Дмитриевич, – разум говорит – преступник, а червь гложет изнутри, говоря: да не может такого быть.
– А я склонен к мысли о самозванце.
– Вот, вот, ступай, проверь—ка лучше, не пришли ли телеграммы из Иркутска.
– Иван Дмитрич, я думаю рановато, наверное, придут в лучшем случае завтрашним днем.
– Да, Миша, – посетовал Путилин, – нет худшего состояния, чем ожидание.