– Здравствуйте, – заикаясь, сказал подошедший с полицейским.
– Нам поведали, что вы опознали одного из…, – Жуков замялся, но всё—таки произнёс, – убиенных?
– Да, – тихо выдавил из себя юноша, было видно, что его горло душит, и он отвечает сквозь силы, борясь с собой, чтобы не разрыдаться, но предательские слёзы выступили на глазах и молодой человек смахнул их рукавом.
– Вам трудно говорить?
Юноша тяжело вздохнул:
– Спрашивайте.
– Как тебя зовут?
– Владимир Соловьёв.
– Значит, Владимир, – кивнул с пониманием Жуков, – ты, наверное, учишься?
– Да, я – воспитанник десятого класса Шестой гимназии.
– Это та, что у Чернышова моста?
– Да.
– Где ты проживаешь?
– Пятая рота Измайловского полка, в доме господина Введенского.
– Там видимо, и батюшка служит?
– Именно так, он псаломщик при лейб—гвардии Измайловском полке, – в голосе слышалась скрытая издевка, не иначе, пришло в голову сыскному агенту, сын стесняется отца.
– А в этих краях, как ты оказался?
– Так брат, почитай, третий день домой не приходит, вот батюшке. – лицо юноши перекосилось, – кто—то и сказал, что Василия видели на станции Лигово.
– Часто брат вот так исчезал?
– В первый раз.
– Как ты думаешь, тому есть причина?
– Васька, – засопел Владимир, но потом всхлипнул и отёр обшлагом гимназической куртки нос, – так он, – и умолк, исподлобья смотрел то на пристава, то на молодого щёголя, что задавал вопросы.
– Владимир, – Жуков двумя руками держал трость, – ты своими словами хуже брату не сделаешь, а вот поймать злодеев, что над ним такое учинили, вполне можешь, тем более, – сыскной агент подошёл ближе к юноше и говорил тихим спокойным голосом, – что никто ни присутствующих не заинтересован твоим словам давать огласку, – обернулся к Козьме Ивановичу, – верно я говорю, господин пристав?
– Совершенно с вами согласен, – открыл рот, чтобы ещё что—то добавить, но Миша отвернулся.
– Говори.
– Васька ж старше меня… – и, спохватившись, добавил, – был, вот он в этом году из гимназии ушёл по случаю ее окончания. Решил, что теперь ему всё дозволено, уйдёт от нас жить, поступит на службу.
– Понятно, а с кем он праздновал сие событие?
– Мне говаривал, что с Лексеем Воскресенским.
– С Воскресенским? Они учились вместе?
– Да.
– И кто таков этот Лексей Воскресенский?
Владимир пожал плечами.
– Откуда, где проживает, кто отец с матерью?
– Ах это, – снова вытер рукавом нос, —Лексей – сын нашего протоерея.
– Измайловского?
– Да.
– Его ты сегодня видел?
– Так от него и узнали.
Иван Дмитриевич сделал попытку подняться с места, но не сумел, в правую ногу, словно раскалённый штырь вонзили. Опустился в кресло, не выказывая на лице недовольства, а главное боли.
– Значит, у тебя появилась первая робкая зацепка?
– Появилась, но в то же время меня и озадачила.
– Каким образом?
– То, что трупы были раздеты, наводило на мысль, что убиты с целью грабежа, а вот далее…
Путилинский помощник должным образом занёс интересующие его сведения в маленькую книжечку чёрной кожи с потёртыми углами.
– Более не смеем тебя задерживать.
– А Васька? – Глаза под тёмными бровями смотрели испуганно.
– Что Васька? – Не понял пристав.
– Как же с ним?
– Ах это, – почти отмахнулся Вышинский.
– Нет, Владимир, сперва врач осмотрит… твоего брата, напишет соответствующий отчёт, а уж после этого батюшка сможет получить тело в городском анатомическом театре, да, Козьма Иванович?
– Да, да, – пристав обрадовался, что тела увезут в столицу и не надо больше с ними возиться.
– А я? – Удивлённый взгляд Владимира скользил то по Вышинскому, то по путилинскому помощнику.
– Можешь ехать домой, я сегодня, а может завтра заеду. Когда батюшка бывает дома?
– Перед обедом.
– Хорошо, передай ему, что помощник начальника сыскной полиции Жуков намерен с ним встретиться.
– Передам.
– И где тот, кто опознал первым?
– Извольте минутку подождать, – приложил к козырьку фуражки ладонь полицейский и, придерживая левой рукой саблю, чтобы не била по ногам, побежал за вторым невольным свидетелем. Им оказался высокий сутуловатый человек с красным обветренным лицом и выгоревшими бровями.
– Да, ваше благородие, меня зовут Игнатий Горностаев, бывший унтер—офицер двадцатого пехотного полка армии Его Императорского Величества.
– Давно уволенный со службы?
– Почитай, – Горностаев вздрогнул, словно произнёс что—то непотребное, – извиняюсь, ваше благородие, шашнадцатый годок пошёл.