– Но он же поставлен самим обер—прокурором на страже сохранения семейных уз?
– Извольте, господа, но жизнь не стоит на месте, и некоторые обстоятельства требуют расторжения этих уз. Ничто не вечно.
– Совершенно, согласен, так Вы говорите, что не встречали господина Комарова в Иркутске? – Путилин повторил вопрос.
– Увы, нет.
– Почему он не давал ходу Вашему делу?
– Вы же сами сказали ранее, сохранением семейных уз, хотя отношения между мной и мужей чисто формальные. Он живет своей жизнью, я своей и каждый из нас стремится не мешать друг другу излишними вопросами и излишним любопытством.
– Так зачем же окончательно разрывать отношения?
– Господа, у каждого из нас есть свои маленькие тайны.
– Будучи в Иркутске, Вам не приходилось слышать о громких процессах пятнадцати– двадцати летней давности, связанных с фамилией Комарова?
– В ту пору я была еще ребенком и поэтому меня тревожили другие заботы, – Елизавета Петровна улыбнулась.
– Прошу прощения за наше внезапное вторжение, – Иван Дмитриевич поднялся со стула, – разрешите откланяться!
– Пустышка, – уже на улице перед домом произнёс Жуков.
– Может быть, – сказал Путилин, одевая шляпу.
– Вы думаете, она причастна к пропаже?
– Не знаю, – просто ответил Иван Дмитриевич, – может быть обстоятельства вынудили госпожу Крамер пойти на преступление, но возникает вопрос: для какой цели? Данное злодеяние ни на миг не приближало окончание бракоразводного дела.
– Остается только месть, – вставил тираду Михаил.
– Остается месть, – Путилин передразнил помощника, – поменьше читай Габорио с его Лекоком, тогда будешь ближе к земному, иначе больно падать с воображаемых небес.
Жуков насупился от обидных слов. Нравится ему читать, как умные сыскные разыскивают злодеев, но он же понимает, что там один вымысел, но интересно же следить, как развиваются события.
– Не таи обиду, – примирительный тон прозвучал посреди возникшей паузы, – я ж хочу, чтобы ты на шаг видел дальше преступника. Вот ныне ты слышал разговор с Елизаветой Петровной, какие чувства остались после беседы?
– Так я бы сказал, что понапраслину на нее возводят, не способна милая женщина на злодеяния.
– Ты позабыл Лукерью Егорову, когда ее же сестра убивалась по усопшей, а сама…. – Иван Дмитриевич хитро посмотрел на помощника.
– Ну то тогда, бабы из деревни, – отмахнулся Михаил, – а здесь дама из образованных и с такими невинными глазами, хоть Мадонну рисуй.
– Вот когда– нибудь такие прелестные глаза тебя и погубят, – предрек начальник.
Саженей с полста шли молча, погруженные в свое.
Михаил за неимением новых путей в розысках, витал в облаках. Вспоминая, как в подобных случаях поступали герои романов. Они всегда находили едва заметные следы, а в данном деле: секретарь то ли жулик, то ли честный человек. Нашли бы тело – одни мысли терзали голову, можно было искать того, кто свершил злодейство, а живого нашли и невредимого – другое дело, сам бы поведал о злоключениях. Так нет, что делать дальше? Одни вопросы, да и те без полных ответов.
Иван же Дмитриевич при каждом шаге стучал тростью о булыжную мостовую, сам того не слыша. В голове роились мысли, но каждая не приходила до конца, а так отрывки. Да, секретарь исчез. Следов после себя не оставил, словно сел в извозчичью коляску и в небо унесло несчастного. Небо, небо, это мысль, пронеслось в голове, паспорта, деньги, двойная жизнь. Получается, как в пошлой пиеске, когда автор не знает, чем ее окончить. А вдруг так и есть?
– Иван Дмитрич, – перебил размышления Михаил, – будем наносить визит по второму адресу.
– Непременно, – сказал Путилин, не вдумываясь в слова помощника, – непременно нанесем визит, непременно.
– Когда?
– Что? – спросил начальник сыска, словно очнувшись от забытья.
– Когда проедем с визитом по второму адресу?
– Надо, но после получения депеши от иркутского обер—полицмейстера.
– Отчего?
– Мне не хочется выслушивать пустые ответы, которые ничего не дают в нашем и без того пустом деле. Елизавета Петровна – красивая женщина, но меня больше сию минуту интересовало продвижение следствия. Пока не найдено хладное тело господина Комарова теплится надежда на благополучный исход.
– А что Вы ожидаете от иркутского ответа?
– Откровенно говоря, даже не знаю, – честно признался Путилин, – хочется хотя бы маленького следа, иначе впереди темный беспросветный тупик, – закончил речь о безрадостном окончании дела.
– Иван Дмитрич, – посетовал Миша, – я удивляюсь Вашему настроению.
– Не обращай внимания, – отмахнулся Путилин, – допекли меня циркуляры, словно ходить стоит по дорожке, проторенной там, – и он указал рукою в верх, имея в виду канцелярию обер—полицмейстера.
Жуков промолчал.
С наступившим утром пришли новые заботы. Депеша из Иркутска прибыла ровно в полдень, словно томилась в ожидании перед тем, как попасть на стол к начальнику сыскной полиции.
Путилин, прежде чем взять бумагу, положил на нее руку, словно пытался прочесть строчки, исписанные мелким почерком, с минуту посидел в задумчивости, глядя на лежащий перед ним лист.
– Так, – произнёс он, – начальнику… так …санкт– петербургской… далее… отвечая на Ваше… далее… паспорта на … выданные мещанам… были утеряны три месяца тому… это теплее… Вот Комаров Афанасий Петрович, мещанин, уроженец города Нижнеудинск, убыл в Москву для зачисления в духовную академию, паспорт выдан … Понятно.
Миша, подай—ка мне послужной список пропавшего. Так, так.
– Есть новое? – Жуков сидел на стуле, словно на иголках.
– Ознакомься, – взял протянутую бумагу и сразу же начал читать.
– Три месяца тому, – произнёс он, оторвав от нее глаза, – так наш секретарь не уезжал из столицы последние годы и похитить паспорта не мог.
– В этом– то все дело, – прищурился Путилин, – так откуда он их взял?
– Может, у растяп похищены в столице?
– Проверь, останавливались ли данные господа у нас либо в Москве.
– Иван Дмитрич, а не проверить заодно и номера банковских билетов, найденных у господина Комарова?
– Проверь, – все тем же тоном произнёс Путилин, – вот тебе паспорта, проверь не снимались ли в последние годы квартиры или нумера в гостиницах на сии фамилии. А вот номера банковских.
Михаил поднялся со стула, держа в руках документы.
– Я в адресную, потом в казначейство. Будут еще распоряжения.
– Нет, Миша, поручений больше не будет, но прошу, поторопись.
– Непременно, Иван Дмитрич, я ж понимаю…
Ответ из иркутской канцелярии попахивал отпиской, на которую так богаты канцелярии, что, мол, своих дел невпроворот, а Вы с такой мелочью. У нас прибыл этап политических преступников более опасных для устоев Империи, чем Ваш секретарь. Но многое пришлось на пользу. Да, написано на бумаге с гербом, судебный процесс был. В нем встречалась фамилия господина Комарова, но Петра Тимофеевича, и не в качестве злодея, сидевшего на скамье обвиняемых. А на свидетельской и от его показаний зависело многое. Обвинялся же господин Крутогоров в растрате казенных средств и не в малых суммах. Ныне же господин Комаров—старший держит ответ перед очами Господа нашего и спросу с него уже нет.
Кто вы, господин Комаров? – пронеслось в голове, – и как сумели стать не последним человеком в епархии?
Снова бесконечные вопросы, прибавившие новых разъяснений и требующие детального разъяснения, снова размышления об пропавшем господине, этом, будь он не ладен, секретаре Духовной Консистории.
К вечерней зорьке явился Михаил, сияющий, словно начищенный до зеркального блеска самовар.
– Были наши растяпы в Санкт—Петербурге, и в это же время заявили о пропаже паспортов. Проживали, между прочим, на Невском в дорогой гостинице, – помощник умолк, заставляя Ивана Дмитриевича задавать новые вопросы
– Михаил, – прикрикнул на Жукова в нетерпении Путилин, – да не тяни, черт окаянный.