Между тѣмъ, Маргарита чувствовала себя все хуже и все слабѣе. Она была въ сущности настолько потрясена встрѣчей, объясненіемъ съ Шепелевымъ, его извѣстіями, что теперь пережитая тревога сказывалась все сильнѣе. Она чувствовала, что окончательно не можетъ досидѣть до конца вечера. Вдобавокъ лицо ея выдавало эту слабость, а ей не хотѣлось, чтобы придворные замѣтили, насколько она встревожена.
Маргарита обратилась къ Воронцовой и попросила ея помощи.
— Мнѣ очень нездоровится. Я уйду, но попрошу васъ, графиня, добейтесь, чтобы государь прочелъ записку, которую я положила на пюпитръ.
— Хорошо, матушка, отозвалась Воронцова, сидѣвшая по прежнему насѣдкой въ креслѣ. — Скажу, да небось, все пустое! Цидулька-то, небось, вздорная, только подведешь меня…
— Напротивъ, графиня, это очень важное дѣло. Если бы я чувствовала себя хоть немного лучше, я бы осталась и заставила бы государя тотчасъ прочесть ее.
Не надѣясь на Воронцову, Маргарита, пользуясь антрактомъ, подошла къ Жоржу и попросила его тоже заставить государя прочесть записку. Жоржъ, конечно, тотчасъ же догадался.
— Вѣсти изъ Петербурга? спросилъ онъ по-нѣмецки.
— Да, ваше высочество.
— Я знаю, онъ только взбѣсится…
И Жоржъ быстро передалъ Маргаритѣ сцену свою съ государемъ наканунѣ.
— Я умоляю васъ это сдѣлать, даже до утра нельзя отложить.
— Хорошо! Я сошлюсь на васъ… Напомню, что вы его о чемъ-то просили. Но о запискѣ ни за что говорить не буду!..
Маргарита вышла, вернулась къ себѣ и чувствовала себя все хуже съ каждой минутой.
Она снова позвала и стала искать Лотхенъ, чтобы раздѣться и лечь спалъ. Но нѣмки не было нигдѣ. Отъ лакеевъ, которыхъ она посылала за горничной, Маргарита узнала, что Лотхенъ не нашли нигдѣ, обшаривъ весь дворецъ и весь садъ.
Маргарита поневолѣ встревожилась. Дѣлать было нечего. Она не могла и не умѣла раздѣваться одна и, потому только разстегнувъ и сбросивъ корсажъ, накинула на себя свой любимый пунцовый платокъ и умостилась кое-какъ на диванчикѣ, въ ожиданіи нѣмки.
Черезъ нѣсколько минутъ появилась женщина, которая въ свой чередъ исполняла должность горничной Лотхенъ, и объявила графинѣ; что нѣмка, вѣроятно, по приказанію самой графини, уѣхала на тройкѣ въ Петербургъ, еще въ началѣ концерта.
Маргарита раскрыла широко глаза и отъ изумленія не могла выговорить ни слова. Этотъ поступокъ Лотхенъ былъ совершенно невѣроятенъ, и Маргарита готова была вѣрить, что женщина просто сочиняетъ.
Однако, раздѣвшись при ея помощи, Маргарита поспѣшила лечь. Ей было настолько дурно, что вдругъ въ тотъ моментъ, когда она засыпала, ей пришла безумная мысль въ голову: ужь не отравили-ли ее? Есть такіе яды, медленно дѣйствующіе! Ужь не Лотхенъ-ли отравила ее и спаслась бѣгствомъ? Неужели она заснетъ и не проснется завтра!..
Но обсудивъ хладнокровно все, Маргарита поняла, что ея состояніе было не что иное, какъ послѣдствіе тѣхъ рѣдкихъ, но бурныхъ душевныхъ потрясеній, на которыя она бывала съ дѣтства склонна… Скоро ея тревожныя мысли перешли въ крѣпкій сонъ.
XXXIII
Между тѣмъ, въ залѣ всѣ поднялись, собираясь переходить въ столовую.
Только одинъ человѣкъ сидѣлъ, какъ пригвожденный къ своему мѣсту и не двигался. Глаза его тревожно обѣгали всѣхъ и затѣмъ, подолгу, будто прикованные, не покидали записки, лежащей на пюпитрѣ государя.
Григорій Николаевичъ Тепловъ, сидѣвшій лицомъ въ тѣмъ дверямъ, въ которыя выходила Маргарита, видѣлъ въ концѣ анфилады комнатъ фигуру преображенца и узналъ Шепелева еще прежде Маргариты. И этого было довольно!..
Тепловъ зналъ, когда ѣхалъ сюда, что въ преображенскомъ полку, по словамъ Алексѣя Орлова, произошла бурная сцена между Пассекомъ и Квасовымъ. Квасовъ грозился, что въ тотъ же день онъ или его племянникъ будутъ въ Ораніенбаумѣ и доведутъ до свѣдѣнія государя то странное, что творится на ротномъ дворѣ и все, что узналъ случайно Квасовъ отъ пьянаго солдата. Орловъ, передавая это Теплову, считалъ все за пустую угрозу, хотя Квасовъ грозился, что имѣетъ доказательства. Давно уже бывали подобные разговоры и ссоры во всѣхъ полкахъ и многіе офицеры грозились довести до свѣдѣнія государя то, что въ сущности имъ только чуялось, но чего доказать они не могли. И угрозы всегда оставались угрозами!..
Тепловъ, ѣдучи въ Ораніенбаумъ, все-таки думалъ объ этомъ случаѣ на ротномъ дворѣ. И тутъ, вдругъ, во время квартета, въ ту минуту, когда онъ наиболѣе былъ спокоенъ и водилъ смычкомъ по своей віолончели, вдругъ предстало передъ его взоромъ ужасное видѣніе. Этотъ преображенецъ Шепелевъ, конечно, смутилъ Теплова не менѣе чѣмъ и Маргариту. Если Маргарита боялась въ немъ своего палача, то и для Теплова точно также это былъ палачъ. Если преображенецъ явился во дворецъ, вопреки этикета, проникъ до первыхъ комнатъ и стоитъ въ ожиданіи выхода государя, то, очевидно, онъ не съ пустыми руками. A если у него есть хоть что-либо, то и судьба Теплова тоже въ его рукахъ.