Государь глядѣлъ на нее въ удивленіи и, наконецъ, сталъ упрашивать. Маргарита отказалась на отрѣзъ.
— Отчего вы не хотите? Ну, пожалуйста. Для меня.
— Ни за что! сказала Маргарита. — Во первыхъ, ни фельдмаршалъ, ни гетманъ меня не звали. Во вторыхъ, тамъ будетъ, я знаю навѣрное, императрица. Хотя она россійская государыня, а я простая придворная дама, но тѣмъ не менѣе я не могу позволить ей унижать мое чувство собственнаго достоинства.
— Что это значитъ? вспыхнулъ слегка государь.
— Этого я не скажу…. Богъ съ ней!..
— Нѣтъ, я требую! Скажите. Что она сдѣлала? Когда!
— Извольте…. Вчера въ театрѣ она хохотала каждый разъ, какъ вы играли соло… Я, невольно глядя на нее, пожала плечомъ… Она такъ взглянула на меня, съ такимъ презрѣньемъ что я хотѣла выйдти изъ ложи и уйдти къ себѣ. И если я осталась, то только потому, что мнѣ хотѣлось дослушать ваше соло на скрипкѣ.
Государь-артистъ слегка покраснѣлъ.
Говоря это, Маргарита думала:
«Какъ я скоро выучилась великолѣпно лгать.»
— Но вѣдь я вамъ обѣщалъ, слово далъ и исполню его, сегодня-же! При васъ ее возьмутъ и прямо изъ Гастилицы повезутъ въ Петербургъ. A затѣмъ или на Смольный дворъ или, можетъ быть, прямо въ Шлиссельбургъ.
— Сдѣлайте это, ваше величество, и тогда я повѣрю. И тогда и Разумовеніе, и другіе не посмѣютъ меня не приглашать. Я знаю, что я не особенно знатнаго происхожденія, и графиня только по мужу. Но что-же такое — Разумовскіе? Простые козацкіе пастухи!
Государь стоялъ почти печальный, Маргарита хотѣла испортить ему весь день.
— Такъ не поѣдете? выговорилъ онъ.
— Не поѣду, не поѣду и не поѣду… воскликнула Маргарита горячо. — Мое положеніе настолько тяжело при встрѣчахъ съ ней, что если-бы я знала навѣрное, что вы способны не исполнить слова, даннаго мнѣ сегодня, т. е. вчера… нѣтъ т. е. сегодня….
И Маргарита улыбнулась….
— Если бы я знала навѣрное, что вы изъ Гастилицы не отдадите приказа ее арестовать, то я бы сейчасъ же покинула Ораніенбаумъ, а, можетъ быть, и Россію.
— Ну, этого не будетъ! воскликнулъ государь. — Вотъ увидите. Я ей задамъ!
Черезъ нѣсколько часовъ, въ пышной резиденцій графа Разумовскаго, гдѣ было мало приглашенныхъ, но была государыня, разыгралась тяжелая, многимъ памятная сцена. Но эта сцена между мужемъ и женой, между императоромъ и императрицей — была послѣдняя. Съ этой минуты они уже никогда не видались. Государь, въ припадкѣ гнѣва, передалъ все, что зналъ черезъ доносы и объявилъ, что покуда они въ Гастилицѣ, правитель дѣлъ общества заговорщиковъ уже, вѣроятно, арестованъ, а вслѣдъ за нимъ и многіе другіе.
И Петръ Ѳедоровичъ приказалъ государынѣ быть готовой, чтобы въ тотъ же вечеръ или на утро быть отвезенной въ крѣпость или монастырь.
— Еще я этого не рѣшилъ! воскликнулъ онъ.
Въ тотъ же вечеръ государыня, вернувшись къ себѣ въ Петергофъ, замѣтила, что она уже почти подъ арестомъ, что число часовыхъ вкругъ дворца и въ паркѣ увеличено, а двое кирасиръ поставлены у самаго маленькаго зданія Монплезира, въ которомъ она жила. Не смотря на усталость, она не легла спать, а только перемѣнила платье и сѣла за письмо къ Григорію Орлову, въ которомъ писала о сценѣ, разыгравшейся въ Гастилицѣ. Письмо кончалось словами:
«Или все кончено, или все начинается! Подумайте, рѣшите! Если вы отвѣчаете, какъ говорили на дняхъ, за пятьдесятъ человѣкъ офицеровъ, и за десять тысячъ рядовыхъ разныхъ полковъ, какъ за самого себя, то я бы могла сказать: все начинается! Если же вы введены въ обманъ, то все кончено».
Въ это же самое время государь, вернувшись въ Ораніенбаумъ, разсказывалъ Маргаритѣ все, случившееся въ Гастилицѣ.
— Довольны вы? прибавилъ онъ.
— Чему-жъ? ваше величество!
— Какъ чему?
— Вы ничего не сдѣлали! Вы только побранились съ ней, надѣлали много угрозъ, наговорили много непріятныхъ вещей и горькихъ истинъ, но въ сущности ничего не сдѣлали! Она не арестована и не свезена никуда! Впрочемъ, я такъ и думала. Вы человѣкъ слишкомъ добрый и поэтому не способный сдѣлать даже то, что есть государственная необходимость. Вы обѣщаете, а потомъ…
Маргарита не договорила, потому что государь вспыхнулъ и, наступая на нее, крикнулъ во все горло:
— Какъ вы смѣете это говорить?
Маргарита мгновенно смутилась, это была первая вспышка гнѣва государя на нее.
— Простите меня, залепетала она, предполагая, что государь оскорбился.
— Ну, такъ завтра же, ранехонько утромъ, мы цѣлой компаніей поѣдемъ въ Петергофъ и сами арестуемъ ее. Если желаете, вы сами прикажете офицерамъ посадить ее въ бричку и вести на Смольный дворъ. A черезъ недѣлю мы, пожалуй, сдѣлаемъ une partie de plaisir на ея постриженіе. Еслм я этого не сдѣлаю завтра, то даю вамъ право назвать меня нечестнымъ человѣкомъ и немедленно покинуть Ораніенбаумъ.