Будберг был поражен, прочитав записку. В ней было сказано, что она есть краткое изложение того же, что в подробностях сказано императору.
Будберг и многие другие немцы-офицеры так мало обращали внимания на все, что не касалось их маленького честолюбивого мирка, что они не знали, не подозревали даже того, что было почти известно в любом кабаке, в любом трактире, чуть не на улице. Весь Петербург за последние дни чуял что-то. Всякий, от вельможи до простолюдина, знал наверное, что как только будет государь в отсутствии из столицы и начнется датская война, то здесь произойдет событие, после которого будет малолетний император и правительница, или регент, или государственный верховный совет.
Будберг поскакал еще шибче в Ораниенбаум, везя скрипку и донос. Только по дороге вспомнил он, что сделал глупость, не арестовав незнакомого офицера, и потерял следы, по которым можно было бы в случае нужды узнать многое другое. В случае правдивости доноса государю и наградить некого будет.
Вечером Будберг был в Ораниенбауме, передал лично государю инструмент, и Петр Федорович был в восторге. Скрипка оказалась еще лучше, еще удобнее его собственной.
Письмо, заключающее в себе государственную тайну, Будберг побоялся передать лично, так как он, подобно многим, боялся внезапных и непонятных вспышек государя. С Петром Федоровичем было легче, чем с кем-либо, нажить себе беду, рассердить, угождая ему, или возбудить сильный гнев исполнением долга, иногда даже исполнением его собственного приказания.
Будберг передал письмо принцу. Жорж, выслушав все то, что мог рассказать Будберг, и прочитав, конечно, записку на имя офицера, тотчас же взял пакет и направился на половину, занимаемую государем. На дороге ему попался Нарцисс, говоривший очень порядочно по-немецки.
На вопрос, что делает государь, негр отвечал:
– Пилит.
– Как пилит? – воскликнул Жорж. – Кого пилит?
– Скрипку, – отозвался Нарцисс, оскаливая свои громадные собачьи зубы.
– Как ты смеешь так говорить! Dumm!..[46] – невольно заметил Жорж.
– Это не я говорю, он сам всегда это говорит.
– Ну, пошел, доложи государю, что мне нужно его видеть.
– Не приказал, – отвечал Нарцисс. – Ни за что не пойду, он меня убьет. Сказал: никого не пускать; сказал, если будет светопреставление, то и тогда не пускать!
Жорж вытаращил глаза.
– Ей-богу, ваше высочество, это так он сам сказал: потоп будет, то и тогда не смей мешать.
Принц, понимая все важное значение своего дела, смело пошел далее и приблизился к двери кабинета. Оттуда долетали до него звуки какого-то Allegro и топанье в такт каблуком по паркету.
Жорж попробовал дверь, она была заперта на ключ. Он стал стучать, но громкая музыка, очевидно, заглушала его постукивание. Принц начал вертеть ручку двери, музыка продолжалась.
– Ваше величество! – закричал Жорж громко, насколько мог собрать силы и духа в своей тощей груди.
Ответа не было, и музыка продолжалась.
– Ваше величество! – еще два или три раза прокричал Жорж, задохся и, стоя перед запертою дверью, даже нос опустил.
Постояв мгновение, принц решился и начал стучать кулаками в дверь. Нарцисс, выглядывавший через комнату из-за занавески на действия принца, снова оскаливая зубы, смеялся своими толстыми негрскими губами и думал: «Ну, погоди, даст он тебе!»
Действительно, через мгновение дверь сразу отворилась настежь, оттолкнутая сердитым движением, и чуть не треснула Жоржа в лоб.
На пороге появился государь, бледный, со скрипкой и с поднятым смычком в другой руке, как если бы он собирался хлестнуть того, кто смел нарушать его занятия.
– Was wollen Sie?![47] – визгливо воскликнул, как всегда, по-немецки Петр Федорович. – Вы видите, вы знаете, заперто. Что вам?
– Ваше величество, извините, – смутился принц, боясь познакомиться ближе со смычком. – Но тут важнейшее дело, вот письмо, в котором до вашего сведения доводят…
– Письмо! Из-за письма вы… – воскликнул государь.
– Но тут заговор, вас убить хотят! – закричал Жорж с таким отчаянием, что даже Нарцисс выбежал из засады и перепугался чуть не насмерть.
Петр Федорович, несколько успокоившись, медленным движением взял письмо той же рукой, в которой был смычок, повернул его два раза, покачал головой и выговорил:
– Мерзавцы, проклятый народ! Уж это десятое, коль не двенадцатое; кабы мне хоть один из них попался.
– Тут, вероятно, все названы, – произнес Жорж.
– Кто названы? Заговорщики? Так я их всех наизусть выучил! А доносители, мерзавцы, себя не называют. Их бы я перебрал всех. Какие нравы, какие люди! Администраторов нет, командиров нет, солдат нет, духовенства нет, никого нет! – прокричал государь. – Понимаете вы, никого в государстве нет! А доносители есть! Доносчиков полон Петербург! И какие доносчики: артисты, виртуозы!