– Чем не Елизавета Вторая!
И в этот же самый миг, под давлением какого-то тайного неведомого толчка или будто веянья, Маргарита, оглядев пеструю толпу, взглянула на поднявшуюся со своего места государыню и встретилась с нею не только глазами, но встретилась и помыслами.
«Ты красавица императрица! Но, – подумалось мгновенно Маргарите, – но, если бы я была на твоем месте, то… я чувствую!.. Я была бы не ниже!.. Я была бы только… на своем месте!..»
XXXVI
На рассвете государь в шлафроке прошел из одной половины дворца в другую к себе в спальню.
Нарцисс, дожидаясь возвращения государя, не смел ложиться спать и теперь, положив руки на стол, а на них свою курчавую голову, храпел на всю комнату.
Государь был в веселом настроении духа и подшутил над Нарциссом так, что негр вскочил и со сна начал орать на весь дворец.
– Тише, дурак! Это я! – крикнул Петр Федорович, боясь, что Нарцисс со сна не узнает его и полезет драться.
Государь прошел в свою спальню, сел на кровать и протянул ноги негру. Нарцис, как и всегда, бережно стал стаскивать с них узкие башмаки и длинные чулки.
– Слушай, Нарцисска! – воскликнул Петр Федорович. – Знаешь ли ты, что сегодня будет?
– Знаю! – сонным голосом отвечал Нарцисс. – Сегодня двадцать седьмое, ну, стало быть, в Гастилицу к Разумовскому графу пировать поедете.
– Эка диковина! А что я там сделаю?
– Венгерского или какого другого…
– Врешь! – прервал государь. – Это тоже не диво! Я там Алексеевну увижу и прямо оттуда ее в монастырь сошлю. Дело решенное, сейчас честное слово дал. Понимаешь, дурак? Я своему честному слову никогда не изменяю. Если монархи не будут держать своего слова, то тогда и миру конец, – весело болтал государь и, улегшись в постель, велел Нарциссу разбудить себя не ранее часу дня.
– В два Разумовские уже кушают, – заметил Нарцис.
– Не твое дело, черный черт!
В два часа дня государь уже встал и быстро собирался. Экипажи уже были поданы. Он прошел снова на половину графини и, найдя ее в утреннем пеньюаре, остановился в удивлении:
– Разве вы все-таки не едете в Гастилицу?
– Я вам сказала, что нет! – отозвалась графиня, улыбаясь и не вставая со своей кушетки.
Государь глядел на нее в удивлении и, наконец, стал упрашивать. Графиня отказалась наотрез.
– Отчего вы не хотите? Ну, пожалуйста. Для меня.
– Ни за что! – сказала Маргарита. – Во-первых, ни фельдмаршал, ни гетман меня не звали. Во-вторых, там будет, я знаю наверное, императрица. Хотя она российская государыня, а я простая придворная дама, но тем не менее я не могу позволить ей унижать мое чувство собственного достоинства.
– Что это значит? – вспыхнул слегка государь.
– Этого я не скажу… Бог с ней!..
– Нет, я требую! Скажите. Что она сделала? Когда?
– Извольте… Вчера в театре она хохотала каждый раз, как вы играли соло… Я, невольно глядя на нее, пожала плечом… Она так взглянула на меня, с таким презрением, что я хотела выйти из ложи и уйти к себе. И если я осталась, то только потому, что мне хотелось дослушать ваше соло на скрипке.
Государь-артист слегка покраснел.
Говоря это, Маргарита думала:
«Как я скоро выучилась великолепно лгать».
– Но ведь я вам обещал, слово дал и исполню его, сегодня же! При вас ее возьмут и прямо из Гастилицы повезут в Петербург. А затем или на Смольный двор, или, может быть, прямо в Шлиссельбург.
– Сделайте это, ваше величество, и тогда я поверю. И тогда и Разумовские и другие не посмеют меня не приглашать. Я знаю, что я не особенно знатного происхождения и графиня только по мужу. Но что же такое казацкие пастухи!
Государь стоял почти печальный, графиня собиралась испортить ему весь день.
– Так не поедете? – выговорил он.
– Не поеду, не поеду и не поеду… – воскликнула Маргарита горячо. – Мое положение настолько тяжело при встречах с ней, что если бы я знала наверное, что вы способны не исполнить слова, данного мне сегодня, то есть вчера… Нет, то есть сегодня…
И Маргарита улыбнулась…
– Если бы я знала наверное, что вы из Гастилицы не отдадите приказа ее арестовать, то я бы сейчас же покинула не только Ораниенбаум, а, может быть, и Россию.
– Ну, этого не будет! – воскликнул государь. – Вот увидите. Я ей задам!
Через несколько часов в пышной резиденции графа Разумовского, где было мало приглашенных, но была государыня, разыгралась тяжелая, надолго памятная сцена. Но эта сцена между мужем и женой, между императором и императрицей была последняя. С этой минуты они уже никогда в жизни не видались. Государь в припадке гнева передал все, что знал через доносы, и объявил, что, покуда они в Гастилице, правитель дел общества заговорщиков уже, вероятно, арестован, а вслед за ним и многие другие.