– Да старайтесь, старайтесь! – шутила Лотхен. – Стоит повертеться перед зеркалом. И как это быстро идет, будто круговорот какой! Давно ли мы с вами сидели без гроша денег и были счастливы, что к нам ездит такая важная птица, как господин адъютант принца. А теперь не ныне завтра к нам явится с визитом, пожалуй… сам император.
– Что ж, может быть! – отозвалась Маргарита. – Однако скверно, Лотхен, что я зараз за несколькими зайцами гонюсь и, пожалуй, всех упущу.
«Самый-то дрянной пойман!» – подумала Лотхен про себя и сказала:
– Да, уж дедушку, кажется, упустили. В последний раз, что вы не приняли его, на нем лица не было от злости. Почему он озлился, я даже не поняла.
Около двух часов пополудни Маргарита выехала в гости к прусскому посланнику.
В этот день у него был завтрак. Государь обещался быть, и Гольц предупредил его, что, за неимением жены, он просил одну из самых красивых женщин столицы быть у него хозяйкой на этот день.
Государь не догадался, что это будет Маргарита, которая начинала сильно ему нравиться, или забыл все, о чем Гольц намекал ему. Он приехал к барону с дядей и с целой свитой.
После оживленного завтрака, продолжавшегося очень долго, Маргарита храбро взялась за дело. Она завела с государем спор о статуе, бывшей в дальней гостиной, и тотчас же предложила идти в эту гостиную. Но там они и остались, и она рассказала ему все, даже подозрение Гольца, и просила пощады невинному семейству.
Через полчаса после этого государь вернулся в столовую, где весело беседовали гости, и, слегка румяный, крикнул Гудовичу:
– Это что у тебя завелось в канцелярии? Грабеж! Клеветы! Шемякин суд! Кто это у тебя вздумал невинных хватать и судить?
Гудович, слегка изменившись в лице, вымолвил:
– Я не понимаю, ваше величество.
– Вы, господин Шемякин, арестовали семью, как там… Подушкиных…
– Тюфякиных, – подсказал Гудович.
– Ну да! Затем, чтобы сослать их, а вотчины описать и у меня, в награду, себе выпросить! Так я вас!.. Вас всех сошлю! Вас!
– Ваше величество! – вспыхнул Гудович. – Этого упрека я, кажется, не заслужил.
– Ну, так пошел, скачи сейчас, и чтобы через полчаса они были на свободе! – крикнул Петр Федорович визгливо. – Довольны ли вы, графиня? – обернулся он затем к Маргарите.
Графиня низко поклонилась и невольно взглянула в лицо проходившего мимо Гудовича. Государь быстро отошел от нее к Жоржу, а Гудович вдруг приостановился около нее и выговорил злобным шепотом:
– Клеветать на себя, чернить мое честное имя я никому не позволю, а в особенности всякой иноземке. Всякой проходимке!..
– Господин Гудович! – воскликнула вспыхнувшая от стыда Маргарита. – Благовоспитанный человек не оскорбляет… – Но от волнения она не могла договорить.
– Я знаю, куда вы метите! – вне себя, злобно продолжал Гудович. – Но я вам говорю, не попадете! А попадете вы ко мне в канцелярию! И я обещаюсь, что я вас, иноземную путешественницу, здорово отодрав розгами, отправлю опять путешествовать, только не в Европу, а в Пелым… Каналья эдакая!.. – прошипел Гудович, бледнея от гнева.
Маргарита вскрикнула и схватилась за голову, затыкая уши. Все обернулись. Гольц, а затем и государь с дядей быстро подошли, спрашивая, что с ней.
Маргарита не могла выговорить ни слова. Гудович, взяв шляпу, исчез из комнаты в одно мгновение.
– Что с вами? – уже в третий раз спрашивал государь.
Маргарита, придя в себя, решила не говорить теперь ничего.
– Гудович вас удивил чем-нибудь? – спросил Гольц.
– Да, удивил!.. – прошептала Маргарита. – Но я не скажу чем… Теперь не скажу, ваше величество. Но после, скоро… обещаюсь вам все сказать… Да, удивил! Хотя здесь, в Петербурге, то есть в России, это дело обыкновенное, простое… Только со мной еще этого не бывало!.. – говорила Маргарита, все еще пунцовая.
Гольц вдруг догадался:
– Графиня! Я знаю… Я понял. Мы это обсудим с вами… Ваш муж при смерти… Я попрошу его передать мне свои права.
Государь стоял открыв рот и ничего не понимал.
– Скажите, в чем дело?
– После! После! – воскликнул Гольц за графиню. – Пойдемте… Выпьем венгерского за царя Соломона и всех справедливых царей!.. – воскликнул он шутя.
Графиня вернулась от посла поздно вечером, но довольная, веселая, счастливая… Счастливее, чем когда-либо.
Она нашла у себя Шепелева. Он дожидался ее, чтобы сказать, что княжны с теткой уже освобождены. Он хотел остаться до полуночи и далее. Но Маргарита объявила ему, что падает от усталости и хочет тотчас лечь спать! А между тем глаза ее далеко были не сонные, а блестящие, искрящиеся.
Шепелев печально поцеловал ее руки и вышел из дома будто с тяжелым камнем на сердце.