На первых порах бегуны растянулись на полверсты. Впереди был сторож из церкви Трех Святителей, плотный мужик средних лет. Хамидуллин оказался в середине, а Степан плелся в самом хвосте.
Скоро Хамидуллин начал заметно отставать и очутился чуть ли не перед носом Степана. Тот теперь бежал быстрее Хамидуллина, и мальчишки из вдовьего дома с восторгом ожидали момента, когда Степан перегонит знаменитого скорохода.
Расстояние между ними действительно сократилось до предела. Хамидуллин оглянулся и посторонился даже, пропуская Степана вперед.
Петька с другими мальчишками, прильнувшими к щелям забора, начали было кричать «ура». Но Степан, видимо, уже настолько ослабел, что, приблизившись к бегуну вплотную, никак не мог его обогнать. Хамидуллин бежал ровно, не увеличивая скорости. В его адрес и в адрес Степана сыпались шутки, замечания.
А на трибунах с интересом следили за церковным сторожем, которого яростно преследовали остальные, но он, не желая уступать первенства, поддавал как только мог. Когда он пробегал мимо забора, то было слышно его тяжелое дыхание и видно, как с побагровевшего лица струился пот.
Зато на другом конце ипподрома публика неистово приветствовала его.
Мало-помалу соперники церковного сторожа сходили с круга, некоторые падали прямо на бегу. К концу шестой версты сторож остался один, где-то далеко позади него, почти за версту, трусили Хамидуллин и Степан. В том, что победителем будет церковный сторож, мало кто сомневался. Но с половины седьмой версты расстояние между ним и Хамидуллиным начало неумолимо сокращаться. Не ускоряя и не замедляя бега, ровно, как машина, бежал Хамидуллин. Петьке начало казаться, что длинные ноги бегуна выкованы из железа и что резиновые подошвы действительно сами отталкивают их от земли.
Публика наконец увидела и оценила железную выдержку Хамидуллина. Понял это и церковный сторож. Тщетно старался он наподдать, силы его слабели, и он бежал все тише и тише. Публика замерла. Затаив дыхание, все напряженно следили за Хамидуллиным.
Началась восьмая верста.
Хамидуллин по-прежнему был спокоен, бежал все так же легко и красиво. На церковного сторожа он не обращал внимания, только косился временами на все еще преследующего его Степана.
А тот и не думал отставать. Бежал точно привязанный, на том же расстоянии. Его кажущаяся слабость все более и более напоминала тонкий расчет. Мальчишки из вдовьего дома радовались: «Дядя Степа не сдается!» Самым странным было то, что расстояние между бегунами все время оставалось неизменным, будто вымеренным кем-то.
Зато церковный сторож все больше терял выигранное расстояние, но сойти с беговой дорожки все еще не хотел. Он даже пытался наддать, но расстояние неуклонно сокращалось. На одиннадцатом круге он упал как подкошенный на землю. Его тотчас подхватили на руки, унесли. Как потом рассказывали, у сторожа хлынула горлом кровь, и его увезли в больницу.
Увлеченные азартом борьбы, все скоро забыли о церковном стороже и, не отрываясь, следили за Степаном и Хамидуллиным. Расстояние между ними оставалось все еще прежним. Так продолжалось до конца четырнадцатой версты. Уже начало казаться, что бегуны заранее сговорились, что Степан подкуплен, что дело кончится безусловной победой Хамидуллина, когда вдруг Степан прыгнул. Да, именно прыгнул. Он только что был позади и вдруг очутился впереди шагов на десять. Хамидуллин ринулся было за ним, несколько минут расстояние оставалось неизменным, но затем снова перешел на прежнюю скорость. Разрыв быстро увеличивался. Было страшно за Степана. Он бежал теперь в полную силу, и издали казалось, что Хамидуллин плетется за ним шагом.
Вот Степан обежал уже полкруга и приближается к Петьке. Худощавое лицо бледно, как обычно, на нем не заметно даже капелек пота. Только раздуваются тонкие ноздри да горят глаза.
Мальчишки, а за ними и взрослые грянули «ура!». Но Степан уже пробежал мимо. Он делал последнюю четверть круга. Трибуны неистовствовали. Степан выиграл состязание.
Добежав до конца, он сейчас же, почти не отдыхая, начал ходить по рядам публики с шапкой в руках.
— Русачок милый! Не подвел! Жертвую трешницу! — кричал подвыпивший купец и лез к Степану целоваться.
Степан брезгливо вытер щеку рукавом, направился по рядам дальше.
— Жертвую тебе, жеребцу, рупь! — съязвил полицейский пристав.
— Дарю, милейший, гривенник! — промямлил тщедушный чиновник…
Через некоторое время сияющий Степан вышел с ипподрома, сопровождаемый толпой. В руках у него была шапка, полная серебра и медяков. Ему выдали и приз — двадцать пять рублей. Да столько же накидала ему в шапку публика. На эти деньги Степан купил потом корову, которую все в шутку прозвали Ипподромом.