— Где вы их похороните? — спросила я.
Дядя Саша сконфузился.
— Мы их съедим на новый год, — дядя Саша снова стал мягкой булкой. — Мама приготовит жаркое.
— Вы думаете, бог есть? — зачем-то я задала вопрос, не имеющий отношения к кроликам.
Дядя Саша сконфузился еще сильнее.
— Ты иди, — сказал он. — Поиграй с Петькой, пока я тут управлюсь.
Дядя Саша управлялся с кроликами до самого вечера.
— Петька, не ешь! Не ешь, Петька!
Мы сидели в новой квартире за столом. Тетя Галя, поджимая губы, ворочала длинной ложкой в кастрюле у плиты. Они переехали, но для того, чтобы зажить по-человечески, ей не хватало спального гарнитура.
— Дорого, мама, дорого… — тихо говорил дядя Саша.
Тетя Галя стукнула по столу большим глубоким блюдом, внутри которого лежал посыпанный мелким укропом кролик.
— Не ешь! — сказала я Петьке. — Это — кролик.
Петька заплакал.
— Дети, это — кура, — мягко сказал дядя Саша, и погладил меня по голове. — Скажи, мама, что кура…
— Кура! — прикрикнула на нас тетя Галя.
В правой пятке у нее была глубокая щель. Иногда тетя Галя еле сдерживалась. Она бросила кухонное полотенце на плиту, села за стол, поправила вылезшую из волос шпильку и, подперев подбородок рукой, уставилась на дядю Сашу.
— Хорошо, мама, — тихо сказал он.
Я съела ножку кролика и попросила добавки. Дядя Саша поднялся из-за стола, на его белой майке, там, где пупок, расплылось потное пятно. Он ушел и скоро вернулся в тети Галином пальто, меховой шапке и с ватной бородой на лице. На спине он нес морское покрывало, завязанное в узел. Из-под пальто виднелись его синие шерстяные штаны.
— Тук-тук, дети. Я — Дедушка Мороз! — сказал басом дядя Саша. — Вам подарки принес.
— Ой, Дедушка Мороз! — засуетилась тетя Галя, вставая из-за стола.
Мы с Петькой взяли подарки. В моем целлофановом пакете лежали мандарины, яблоко, печенье, шоколадные конфеты и белый кроличий хвост. В Петькином — все то же самое и черный кроличий хвост.
— Спасибо, дядя Саша, — сказала я деду Морозу.
— Я — Дед Мороз, — сказал дядя Саша.
— Папа, а почему ты ей подарил белый хвост, а мне — черный? — спросил Петька.
— Мальчик! — пробасил дядя Саша. — Какой я тебе папа?! Я — Дед Мороз!
Петька вздрогнул и заплакал.
После каникул я носила белый хвост в ранце Эммы, пока из ранца не начало сильно пахнуть — хвост сгнил. Тогда я решила подарить его Петьке, но ему тоже не понравился запах. Мы утопили хвост в канаве и забыли про белого кролика.
Весной я окончательно убедилась в том, что бога нет. Дядя Саша получил повышение — еще одну звездочку на пагоны. Тетя Галя купила спальный гарнитур — широкую полированную кровать, шкаф, две тумбочки, трюмо и маленький пуфик с красным плюшевым сидением. Она никогда не садилась на этот пуфик, он был ей не по размеру. Я все никак не могла понять, зачем она выкинула старый диван с короткими ножками, на котором они умещались все втроем, и купила пуфик, на котором никогда не сможет сидеть она одна.
В конце третьей четверти нам выдали новые учебники по чтению. В начале учебного года мы получили учебники по всем предметам, но они были старыми с кое-где вклеенными пожелтевшими листами. Те ученики, которые когда-то взяли их в руки новыми, наверняка, уже окончили школу.
Нина Леонтьевна раздала нам учебники, положив на каждую парту по два, и вышла из класса. Мы открыли их, и на нас выпрыгнули цветные картинки. Они иллюстрировали каждый рассказ, каждое стихотворение.
— Смотри! Смотри! — толкал меня локтем Петька, а потом бросился в другой конец класса, показывать кому-то картинку, как будто учебники не были у всех одинаковыми.
Я выдвинула Петькин стул из-за парты и поставила его в проход. Дверь класса открылась. Петька побежал на место.
Грох.
На парту упала Петькина желтая сандалия в мелкую дырочку. Петька лежал под партой со своим новым учебником и плакал.
— Так тебе и надо, очкарик, — наклонилась я к Петьке, хотя он не сделал мне ничего плохого.
Нина Леонтьевна стукнула меня указкой по кончикам пальцев. Мои пальцы дернулись с парты, как маленькие зверьки, и спрятались под школьным фартуком. Красной ручкой она написала в моем дневнике — «Неудовлетворительное поведение».
— Я могу вас рассадить, — сказала она Петьке.
Петька хотел сидеть только со мной. Я могла бы сделать отрицательного персонажа и из себя, но я-то знаю, что всегда Петьку жалела.