— Три с половиной года за Круцио, мистер Гамп, вы серьёзно? — возмутился Бёрк, и сидящие рядом с ним судьи одобрительно закивали.
— А тебе-то, что за дело, Бёрк? — выплюнул Гамп. — Пережить никак не можешь, что обязан Малфою своим сытным местом, а?
Мистер Бёрк порывисто поднялся. Лицо его при этом вытянулось и побагровело, став похожим на вяленый помидор.
— Па-протестую! — он с ужасом оглядел уставившихся на него людей. — Это оскорбление, члена Визенгамота!
— Протест отклонён, — выплюнул Кинсгли. — Сядьте на место, мистер Бёрк!.. Мистер Гамп, я вынужден сделать вам предупреждение.
Гамп лишь снисходительно кивнул.
— Кто-нибудь ещё находит предложение мистера Гампа рациональным? — напряжённо обратился к Визенгамоту Кингсли.
В воздух на этот раз поднялось семь рук, и Гермиона уронила лицо в ладони.
— Остальные, полагаю, согласны остановиться на пяти годах? — прокомментировал министр, и, когда судьи сохранили безмолвие, удовлетворённо вздохнул. — Что ж, прекрасно. В таком случае, решение принято. Максимальная мера наказания для подсудимого составит пять лет заключения в Азкабан в сектор «О», и если ни у кого более нет существенных возражений, я прошу мистера Малфоя озвучить предпочтительную для него меру наказания, которая в стандартном порядке, методом голосования, будет рассмотрена Визенгамотом наравне с избранной максимальной мерой. Мистер Малфой, Суд внимательно слушает вас.
— Я бы смел просить Визенгамот рассмотреть возможность назначения мне штрафа, — осторожно проговорил Люциус.
Шелест презрительных усмешек промчался по рядам.
— Ну, это полная наглость! — вторя им, негромко испустил ещё отчаянно малинивевший мистер Бёрк.
— В размере, какой суммы вы готовы были бы уплатить свой штраф, мистер Малфой? — не обратив на это никакого внимания, поинтересовался министр, и Гермиона заметила, как нервно Люциус облизнул губы.
— В размере… пяти миллионов галлеонов, — выдохнул он.
Голос его замер, а вместе с ним замер на короткий миг и весь зал, после чего стены его сотряслись от неистового гвалта.
Поражённые и будто бы даже взбешённые зрители, принялись как никогда ожесточённо обсуждать услышанное, спорить; некоторые из них повскакивали со своих мест, разом будто бы сойдя с ума. Гермиона зажмурилась, понимая, что за все эти дни даже не удосужилась спросить Люциуса о том, сколько он хотел предложить магическому сообществу за свою свободу. Озвученная им, однако, сумма была просто вопиющей! Едва ли кто-то из присутствующих здесь журналистов и министерских служак заработал хотя бы её половину за всю свою жизнь. К жарким спорам присоединились даже судьи. Остроконечные шляпы их беспокойно тряслись, когда они возмущённо пытались перекричать друг друга.
— Тишина в зале суда! — усиленный магически голос Кингсли, обрушился на них. — Тот, кто ещё хоть раз нарушит молчание или иным образом проявит неуважение к Суду, будет тотчас же удалён!
Гвалт мигом стих, хотя среди беспокойного шуршания мантий и скрипа перьев ещё можно было расслышать отчаянный шёпот: «пять миллионов, пять миллионов…».
— Вы уверены? — Кингсли вновь обратил на Люциуса взгляд. — Это же очень большая сумма, мистер Малфой…
— Неприлично большая! — послышалось возмущённое замечание какой-то старой ведьмы сидящей у Гермионы за спиной.
— Я уверен, — Люциус прикрыл глаза.
— Что ж, Суд не может оспорить ваше решение, мистер Малфой, и если ни у кого нет никаких дополнений, я предлагаю Визенгамоту сделать наконец свой выбор. Итак…
— Простите, господин Верховный чародей! — Гермиона вскочила вдруг со своего места, и все присутствующие вновь уставились на неё.
Люциус тоже дёрнул головой.
— Что такое, миссис Малфой? — поинтересовался Кингсли; в голосе его на этот раз прозвучало совсем неприкрытое раздражение.
— Простите мне мою дерзость, господин Верховный чародей, — повторила Гермиона. — Однако я смею вас просить позволить мне встать рядом с моим мужем, пока будет идти голосование.
— Это ещё зачем? — процедил он.
— Я только хочу держать Люциуса за руку, когда ему будет объявлен приговор. Дело в том, что я обещала ему пройти этот путь вместе с ним до конца, и я прошу Визенгамот позволить мне выполнить это обещание.
Возмущённый рокот присутствующих вновь донёсся до её ушей. Рокот этот однако тут же стих, стоило только Кингсли, приподнявшись с места, окинуть свирепым взглядом зал.
— Позволяю, — выплюнул сквозь сжатые зубы он, и Гермиона бросилась к Люциусу.
— Ну что же ты делаешь? — зашептал он, отчаянно сжимая её руки, и она без стеснения, прижалась, наконец, губами к его лбу.
— Что ж, если все последние желания наконец исполнены, — строгий голос министра вернул её к действительности, — предлагаю перейти к голосованию. Кто считает, что за своё преступление мистер Малфой достоин заключения в Азкабан?
Люциус закрыл глаза. Он, очевидно, предпочёл не видеть лиц своих палачей, в то время как Гермиона, напротив, с вызовом оглядела Визенгамот: пусть они попробуют отправить его в Азкабан вот так, когда она смотрит им прямо в глаза.
В первое же мгновение поднялось сразу двадцать рук. Это были те же самые люди, кто поддержал мистера Бёрка, а также некоторые из тех, кого установленный Законом срок, удовлетворил, очевидно, полностью. Среди них были Честер Дэвис, месяц назад ещё весело отплясывающий вместе со своим братом Роджером на устроенном Фондом Благотворительном вечере; мистер Трэверс, дочь которого, Матильда, время от времени присылала ещё Гермионе поздравительные открытки на Дни рождения и Рождество; Теодор Нотт — наравне со Сьюзен Боунс, он был одним из самых молодых и амбициозных членов Визенгамота. Лицо его сейчас озаряла нескрываемая ехидная улыбка — Люциус, вероятно, сдал в своё время и его отца…
Сама же Сьюзен тоже подняла руку, и Гермиона, вопреки всему, совсем не была на неё за это зла — ожидать милости для Люциуса Малфоя от человека, утратившего в раннем детстве по вине Пожирателей Смерти практически всю свою семью, было бы излишне беспечно. А потому Гермиона даже улыбнулась ей, и, густо залившись краской, Сьюзен отвела взгляд.
Медленно и будто бы торжественно, поднял руку и Кингсли. В отличие от Сьюзен и некоторых других уже проголосовавших членов Визенгамота, его глаза взирали на сжимавшую плечо Люциуса Гермиону непоколебимо, и, делая над собой усилие, она тоже улыбнулась ему, искренне радуясь, что этот волевой человек, исполнил наконец свою давнюю мечту.
Мистер Бёрк, как ни странно, отдал свой голос только после того, как это сделал министр. По счёту его рука была уже двадцать четвёртой, и он беспокойно теперь озирался по сторонам, ища поддержки в лицах тех, кто всё ещё остался безучастным.
Ни Минерва МакГонагалл, ни мистер Гамп рук своих, конечно, не подняли, и в какой-то момент взгляд Гермионы зацепился за прядь рыжих волос, выбившуюся из-под остроконечного беспрестанно колыхавшегося колпака: Перси Уизли ёрзал на месте; рука его, то приподнималась от крышки стола, то вновь опускалась на неё, и, собрав всю свою волю в кулак, Гермиона взглянула на него так строго, как только смогла, отчего он сейчас же замер, скрыв руку у себя на коленях и уставившись взглядом в стол.