— Я… просто идиот! — Люциус порывисто сел, отчаянно сдавливая Гермиону в своих руках. Губы его принялись с жадностью целовать её, и она изогнулась, теснее прижимаясь к нему. — Однако я… я ведь следил за тобой тогда.
— Следил? — подобно эху повторила она.
— Да я просил этого… мерзкого гада показывать мне тебя в зеркалах пока ты была в лаборатории или где-то ещё.
— Что? — Гермиона отпрянула от него, как ошпаренная, на этот раз.
По лицу Люциуса прошла дрожь.
— Прости. Вероятно, мне стоило признаться в этом раньше.
— И как часто ты делал это, позволь спросить?
— Довольно часто, но… именно так они и манипулировали мной.
— Ах, ну, конечно, — она запальчиво кивнула, — нашёл, как оправдаться!
— Я не говорю, что в этом не было и моей собственной вины, — он примирительно взял её за руку. — Я знаю, что это было неправильно и… мне стыдно, если тебя это утешит. Я также обещаю, что никогда больше не буду поступать подобным образом.
— Ну ещё бы! — ноздри Гермионы раздулись. — Так вот, почему ты так бесился тогда из-за Алонзо!.. И что, много ты там увидел?
— Я всего лишь видел, свою любимую девочку, — ладонь Люциуса прикоснулась к её щеке, — которая была самой собой со всеми, кроме меня, отчего я ужасно страдал.
— И поделом!
— Позволь же мне искупить эту вину, — Люциус вновь осторожно приманил её, Гермиона не сопротивлялась, и он положил её на спину, принимаясь ласкать пальцами грудь.
— О, тебе очень придётся постараться на этот раз!
— А я старательный, — кончик его языка коснулся её всё ещё плотно сжатых губ.
— А не устанешь? — она едко хмыкнула вдруг. — А то завтра тебе ещё будить меня, как ты мне обещал, а потом ещё весь день вести за меня дела Фонда, а там и ночь опять и снова утро… а тебе-то уже не тридцать!
Люциус даже замер. От изумления у него приоткрылся рот. С мгновение он смотрел на Гермиону. Глаза сверкнули.
— Маленькая негодница! — только и выдохнул он, хватая её за плечи, после чего Гермиона едва сумела понять, что же произошло: тёмное пространство комнаты вдруг перевернулось вокруг неё, и она обнаружила себя уже лежащей животом у Люциуса на коленях — руки прижаты к пояснице, лицо утыкается в подушки. И как он только сделал это так быстро?
— Люциус, отпусти! — вскричала она, пытаясь избавиться от его как никогда железной хватки.
— А я-то, видно, и забыл совсем, что тебя надо воспитывать, — сверху зазвучал его невозмутимый голос.
— Ну в самом деле! — она вновь предприняла попытку вырваться, но он только сильнее придавил её к себе — рёбра заныли.
— Тихо-тихо, — он погладил её по голове, и она присмирела. — Совсем отбилась от рук, моя сладкая, да?..
Придавленная лицом к кровати, Гермиона лишь сердито втянула носом воздух, ощущая, как пальцы Люциуса медленно заскользили уже по её ягодицам, проникли в ложбинку меж них.
— Ну, ничего, — он принялся массировать её. — Теперь-то я это исправлю. Научу мою вкусную девочку быть вежливой и послушной…
— Люциус, — из груди Гермионы вырвался угрожающий рык.
— Да, теперь я… всё исправлю, — тихо добавил он, и тело её вздрогнуло в следующий момент от того, что ладонь его со звонким шлепком опустилась ей на ягодицы.
Вздох изумления замер у неё на губах. Боли не было. Он шлёпнул её совсем легко, Гермиону, однако, полностью ошеломил сам факт, осуществлённого над ней столь наглого действа. Жар охватил лицо.
— Люциус! — вскричала она, принимаясь извиваться в его руках с ещё более отчаянным рвением, отчего он только крепче сжал её запястья.
— Будешь сопротивляться — отшлёпаю по-взрослому, — раздался его леденяще спокойный голос, и пальцы вновь заскользили меж ягодиц, доставляя Гермионе почти возмутительное сейчас удовольствие.
— Ну, Люциус! Ну, как так можно?! — всхлипнула она. — Это ты тут следил за мной в зеркалах всё это время, потворствуя гнусным планам наших врагов, а не я! Так что это…
Слова застыли у неё на губах — он повторил это вновь. Снова шлёпнул её! На этот раз чуть сильнее — Гермиона ощутила покалывание.
— Непослушная девчонка, — выплюнул он, дрогнувшим от едва уже сдерживаемого возбуждения голосом, и ладонь вновь рассекла воздух. А потом ещё и ещё раз. Кожа вспыхнула. После чего он настойчиво погрузил пальцы ей во влагалище. Гермиона подалась им навстречу.
— Отпусти мне хотя бы руки, — простонала она, и Люциус мгновенно выполнил её просьбу, помогая ей устроиться наконец у него на коленях поудобнее, после чего с упоением ухватился за её ягодицы обеими руками, сжимая их с силой, растягивая в стороны. Возбуждённое дыхание его обожгло её распалённую кожу, а затем он шлёпнул её ещё несколько раз.
Расплывшись в предательской улыбке, Гермиона прикусила губу.
— Как же я люблю тебя, моя радость! — вскочив с места, Люциус навис над ней — член его упёрся Гермионе в шею и, уткнувшись в промежность ей лицом, он принялся тереться о неё носом, кусать, вылизывать с исступлённым вожделением. — Как люблю! Никто и никогда не будет любить тебя так, как я!..
***
Следующим утром, отведя Розу к Лаванде, Гермиона и Люциус отправились в исследовательский центр, где были встречены сотрудниками с немалой теплотой. Гермиона даже растрогалась, когда все они, собравшись в приёмном холле, начали скандировать им поздравления о выигранном суде, а зельевары вынесли из лаборатории целый котёл огненного грога, за распитием которого Люциус и ввёл собравшихся в курс текущих дел, устроив после этого большое совещание для руководителей основных подразделений Фонда и впервые представив Гермиону им в качестве главы. После чего удалился в свой кабинет, дабы отправить несколько важных писем и провести собеседование с человеком, которого собирался поставить на место Алонзо.
Гермиона при этом осталась в лаборатории. Кандидата, которого Люциус собеседовал сейчас, она порекомендовала ему сама, избрав его из числа бывших некогда у неё в подчинении людей, а потому и присутствовать при этой их очной встрече у неё совершенно не было желания. Прочие зельевары тем временем ушли на обед, так что у Гермионы появился редкий шанс побыть наконец в лаборатории наедине с собой и мысленно попрощаться с очередным местом её провала на профессиональном поприще.
Открыв, однако, полку с личными вещами, несколько подавленное настроение её сменилось вполне праведным возмущением: кто-то совершенно точно залезал за прошедшие дни в её шкаф, в спешке даже не захлопнув за собой как следует дверь. На самом видном месте, к тому же, между её лабораторным журналом и мантией стояла небольшая коническая колба с бледно-фиолетовой жидкостью, которую сама Гермиона здесь оставить точно никак не могла. Рядом лежал сложенный пополам пергаментный лист, на котором она обнаружила всего одну строку:
«Это то, что нужно — оно сработает».
Почерк этот Гермиона узнала совершенно точно, он принадлежал Алонзо, и изумлённый взгляд её вновь упал на колбу: неужели это было то самое зелье, над которым они с ним вместе работали последние недели, так и не успев довести до ума? Луис, очевидно, сделал это без неё. Уже перед самым концом, или, быть может, даже после. В тот день, когда он позорно сбежал после своего мерзкого представления с Нарциссой, никакой колбы здесь, во всяком случае, ещё не было — Гермиона помнила это, а значит, он и правда приходил сюда, когда его уже искали, рискуя быть пойманным…