Гермиона уверенно обошла саркофаг, накрывая его руку своей ладонью.
— Спасибо, что пришла сюда вместе со мной, — он сжал её пальцы.
— Куда ты, туда и я, Люциус, — сказала она, и они постояли так ещё несколько мгновений, пока он, спохватившись вдруг, не принялся шарить по карманам сюртука, вытащив оттуда небольшой свёрток.
— Я принёс ей кое-что, — он бережно принялся разворачивать шёлк белоснежного платка, открыв вскоре взору Гермионы маленький сухой бутончик красной розы — тот самый, который она обнаружила некоторое время назад в погребённой под половицами библиотеки шкатулке. Он осторожно взял его кончиками пальцев, дабы хрупкие иссохшие лепестки его не рассыпались в пыль. — Это должно было остаться с ней…
Гермиона лишь кивнула, и Люциус положил бутон Реджине на грудь, там, где должно было биться когда-то её живое сердце, как вдруг, в следующий миг произошла удивительная магия: породившийся сам собой, откуда ни возьмись, золотистый свет окутал бутон и безжизненные лепестки его, тонкие как папиросная бумага наполнились соком, распустились, заблагоухали вновь, как и когда-то, должно быть, пятьдесят лет назад, будто времени этого и не было вовсе.
Поражённо Гермиона взглянула на Люциуса, обнаружив, что удивление застыло и на его лице.
— О, Мерлин, — дрогнувшие пальцы его коснулись губ, и судорожно вобрав в лёгкие воздух, он отвернулся.
Гермиона бросилась к нему, заключая в объятья.
Эпилог
Платформа номер девять и три четверти, что спрятана в стене вокзала Кингс-кросс, как и всякий раз первого сентября, была переполнена в тот день. Большой красный поезд уже стоял на путях, изрыгая клубы серого дыма из своей блестящей чёрной трубы, и сотни волшебников и волшебниц, одетых в мантии самых невероятных цветов провожали своих детей в Хогвартс — безусловно, самую удивительную из всех магических школ.
Среди этой суеты и толкотни, ровно в пятнадцать минут одиннадцатого, пересёкши твёрдый барьер меж платформами десять и одиннадцать, показались трое: высокий мужчина в летах, с длинными аккуратно убранными в хвост светлыми волосами, облачённый в тёмно-зелёную мантию, женщина, ещё молодая, в изысканной бархатной шляпке с пером и богато украшенном вышивкой атласном платье, а также маленькая девочка лет одиннадцати, шедшая несколько впереди них, с ослепительно белыми вьющимися волосами, чудно обрамлявшими её милое, хотя и несколько надменное личико.
Во всём их облике, в величественном спокойствии лиц и неторопливых движениях тел, по мере того, как они начали продвигаться среди этой многоцветной массы в сторону первых вагонов, чувствовалось какое-то особое, выделявшее их невольно среди прочих превосходство. Они шли уверенно, никому не позволяя пересечь им путь, и совсем не обращая никакого внимания на неуклюже лавировавшего за ними вслед среди потока людей носильщика, чья телега была нагружена большим лакированным чемоданом. Поверх чемодана в блестевшей позолотой клетке с не менее важным видом, чем у её владельцев, висела на жёрдочке головой вниз большая угольно-чёрная летучая мышь.
— Я несколько беспокоюсь за то, как к питомцу Розы отнесутся её соседки по комнате, — склонив голову в сторону мужа, вполголоса сказала женщина. Она держала его под локоть и прижалась ближе, когда чужая телега с пятью потрёпанными чемоданами едва не проехала по её ноге.
— Тебе не стоит переживать, — не сбавляя шага, мужчина выставил вперёд на подобии шпаги трость, с силой отталкивая телегу в сторону. Серебряная рукоять в виде распахнувшей пасть змеи блеснула в его пальцах. — Самое главное, чтобы она выпускала Бэгза вовремя поохотиться, дабы тот всегда был сыт.
— И как только она вспомнила это дурацкое имя? — Перо на шляпке возмущённо затрепетало. — И всё-таки я считаю, что тебе надо было посоветоваться сперва со мной, прежде чем покупать ей его. Я бы хоть спросила разрешения у Минервы!
— Уверен, она не будет против, — он беззаботно отмахнулся. — А кроме прочего, Роза была так очарована им. Ну ты же знаешь, Гермиона, я просто не смог ей отказать!
— Как и всегда, Люциус! — она похлопала его затянутой в элегантную перчатку рукой по груди. — Право, ты так балуешь её. Иногда мне страшно подумать о том, как она будет учиться в Хогвартсе. Там-то у неё уже не окажется этой неусыпной опеки!
— С каких это пор, позволь полюбопытствовать, ты так сильно стала не доверять её крёстному отцу? — хмыкнул он.
— Честно говоря, в этом свете, я переживаю за Северуса не меньше… Боюсь представить, что он только напишет нам, когда увидит Бэгза!
— Ну-ну, дорогая, у Северуса уже есть опыт в воспитании Малфоев, — Люциус с нежностью сжал её ладонь. — Полагаю, его едва ли можно удивить какой-то там летучей мышью! Главное вот только, чтобы она попала на Слизерин…
— Ну а я, с твоего позволения, буду рассчитывать всё же, что она попадёт на Гриффиндор, — бровь Гермионы надменно выгнулась. — В конце концов, там у неё хотя бы уже есть друзья, которые всегда смогут защитить её при случае…
— Кто бы ещё защитил её от них, — процедил себе под нос тот.
— Мам, пап, смотрите, там тётя Лав-Лав, и дядя Рон, и дядя Гарри, и… Хьюго! — Роза обернулась, обратив на родителей счастливый взгляд.
Палец её настойчиво указывал сейчас в сторону третьего вагона, на фоне которого ярко-жёлтым пятном выделялась буддийская монашеская мантия — вот уже полгода как из своей трёхлетней поездки в Китай вернулся Рон, носивший отныне почётное звание единственного в Британии целителя, овладевшего секретными техниками древней китайской колдомедицины. Рядом с ним, стояла Лаванда, оживлённо болтавшая о чём-то с Гарри и Флёр. Тогда как многочисленные дети их, толпились у входа в вагон, весело переговариваясь и затаскивая внутрь увесистые чемоданы. Среди них был и перешедший в этом году уже на шестой курс Хьюго — приземистый, крепкий парень, с нагло вздёрнутым носом, похожий на Рона разве что огненно-рыжей копной волос.
— Помянешь тролля, — себе под нос выплюнул Люциус.
— Роза, не показывай пальцем, это некрасиво, — Гермиона мягко взяла дочь за руку. — А ты не называй Хьюго троллем, Люциус!
Она взглянула на него с укором. Роза меж тем нетерпеливо запрыгала на месте: Альбус и Джеймс заметили их и, расплывшись в широких улыбках, замахали руками. На груди семикурсника Джеймса блеснул золотой значок старосты Гриффиндора.
— Мам, ну можно я пойду к ним? — захныкала Роза, и Гермионе не осталось ничего иного, как выпустить её ладонь.
Девочка сейчас же вприпрыжку умчалась вперёд, тогда как Гермиона повернулась к мужу.
— Ну, пожалуйста, Люциус, — отчаянно зашептала она, — сегодня такой день! Побудь хотя бы один единственный раз приветливым с ними!
— Ладно, — лицо его скривилось, будто он съел только что особенно кислый лимон. — Но если этот мерзкий мальчишка снова обидит её…
— Прекрати! — она сжала его локоть. — Они же дети! Он вовсе и не обижает её, это… просто игры!