Последний человек из внешнего мира, которого я видел, – за исключением надзирателя, охранника или доктора из Терминала – была моя сестра Молли: когда маршалы вытаскивали меня из дома, она плакала и умоляла меня не уходить.
То был мой последний день на свободе; меня отвезли в участок, где я признался в своих преступлениях. Хэппи провела надо мной суд, после чего меня отвезли в Терминал, где в запястья вживили магнитопровод, изготовленный на основе кобальта, а к сердцу подключили некое устройство. Это была моя первая Отсрочка – каждый заключенный в Аркане подвергается такой хирургической процедуре, поскольку именно так они контролируют нас, предотвращают беспорядки и попытки побега.
Я стараюсь отбросить грустные мысли, эти несчастные воспоминания об окончании моей реальной жизни и начале этой рутины, где изо дня в день не происходит ничего и ничего не меняется, и если Мировое Правительство и дальше будет править, то все так и останется.
– Хэппи, – зову я, поднимая глаза к экрану.
– Да, заключенный 9–70–981? – отзывается голос.
– Воспроизведи паноптическое [5] наблюдение, день семьсот тридцать третий в Аркане, время 11:45 утра.
– Выполняю, – отвечает экран.
Статистика и цифры сменяются видеоизображением с паноптической камеры, имплантированной в мою голову. Я слышу свое частое дыхание после пробежки. Камера поворачивается к стене и замирает.
– Привет, Мэддокс! – слышу я свой голос, пытающийся перекричать угрозы Тайко и пение Пандер, но в ответ тишина. – Мэддокс, ты там?
И снова я испытываю страх, сковавший мое сердце в тот день, но подавляю предательские слезы.
Наконец, Мэддокс отвечает слабым и сломленным голосом:
– Думаю, в этот раз я пропал, Люк.
– О чем ты, приятель? – слышу свой голос, полный оптимизма и уверенности, что друг пошутил.
– Кажется, в Блок я так и не попаду. Может, оно и к лучшему.
Я смотрю это видео и вспоминаю, как мое сердце, и без того скачущее после пробежки, забилось тогда еще быстрее от осознания реальности.
– Мэддокс, что происходит?
– Глаза, Люк, они не работают.
Мэддокс был единственным, кому сходило с рук называть меня Люком, и мне стало невыносимо снова слышать, как он произносит мое имя.
– Остановить видеозапись, – приказываю я дрожащим голосом. – Отмотай назад, день четвертый в Аркане, время 11:30.
– Конечно, – отвечает экран.
Я начинаю просмотр. Вот я неуверенно выхожу во двор, дрожа от страха при выкриках Тайко Рота, грозящего меня убить.
– Это ты новенький? – спрашивает Мэддокс.
Я поднимаю глаза к верхушке разделяющей нас стены – камера показывает и это – но молчу.
– Меня зовут Мэддокс. Полагаю, ты и есть Лука Кейн, которому угрожает этот психопат? Не обращай внимания, в башке у парня явно болтается какой-нибудь новый винт, сводящий его с ума.
Я подхожу к стене и кладу ладонь на холодный камень:
– Да, я… я Лука Кейн.
– Лука Кейн, – повторяет Мэддокс, – приятно, наконец, познакомиться с тобой, сосед.
– Почему тот парень хочет моей смерти? – слышу я свой испуганный голос.
– Да кто его знает, – отвечает Мэддокс жизнерадостно и уверенно. – Кого это волнует? Ему до тебя не добраться.
– Заключенный 9–70–981, – прерывает меня Хэппи, пока я смотрю на экран, – у вас осталось две минуты из дозволенного дневного времени на просмотр воспоминаний.
– Отмотать, – приказываю я ей, – день шестой в Аркане, время 11:39.
– Конечно, – отвечает Хэппи.
На экране появляется новая видеозапись: двор, соседняя стена и голос Мэддокса, разговаривающего со мной.
– Дело в том, что к этому месту тоже можно привыкнуть. Люк, старина, расслабься, устройся поудобнее. Если тебе по-настоящему не повезет, то ты здесь надолго.
– Если не повезет? – слышу я свой голос, куда более узнаваемый, нежели тот испуганный и заикающийся голос мальчишки в четвертый день.
– Именно, – отвечает Мэддокс. – Мы лабораторные крысы, парень. В конце концов, нас не ждет ничего хорошего.
– Тогда зачем соглашаться на Отсрочки?