Время от времени ему приходилось принимать в своем более чем скромно обставленном служебном кабинете родственников исчезнувших женщин. Порой подполковник бывал вынужден признать, что эти скверно одетые люди, две трети которых не имели высшего образования, проявляли в своих поисках поистине поразительное упорство и недюжинные способности к частному сыску. Он выслушивал посетителей, разводил руками, выражал сочувствие и обещал сделать все, что в его силах. С таким же успехом он мог бы просто выкинуть этих зануд из кабинета, но Небаба был человеком воспитанным и очень заботился о чести милицейского мундира. Он искренне полагал, что его побочный бизнес не может запятнать эту самую честь, поскольку всегда очень добросовестно заметал следы.
Разумеется, сколь бы тщательно подчиненные Небабы не прятали концы в воду, время от времени случались мелкие проколы. Когда количество бесследно исчезнувших женщин, поехавших в Москву на заработки, достигло внушительных размеров, подполковник ощутил первые признаки того, что МУР и некоторые другие компетентные органы понемногу начинают присматриваться к его персоне. Некоторое время подполковник надеялся, что все как-то уляжется само собой. Он заблаговременно заручился поддержкой влиятельных лиц в правительстве Москвы, и в течение довольно длительного срока его покровители сдерживали неявный, но упрямый и целенаправленный напор федералов. В конце концов возведенная подполковником плотина все-таки рухнула, и его вызвали для допроса, но Небаба не был дураком, и к этому времени успел окончательно замести следы. Федералы остались с носом, а подполковник, которому эта история стоила огромного количества сгоревших дотла нервных клеток, решил на время прекратить деловые операции и для разнообразия заняться своими прямыми обязанностями.
Так он и поступил, и в течение двух месяцев возглавляемое им отделение занимало первые места в управлении по всем показателям. Подчиненные Небабы, в крови которых все еще гуляли лошадиные дозы адреналина, рыли землю и разве что не ходили по вокзалу строевым шагом, а весь отловленный “товар” доставлялся в отделение для оформления протокола по всем правилам науки, Небаба нес убытки, но обстановка в городе была сложная, министерство свирепствовало и проверяло всех подряд, политики и чиновники в преддверии выборов лезли из кожи вон, демонстрируя свои деловые качества, и Мирон Григорьевич решил потерпеть.
И надо же было случиться такому, что именно в это время к нему поступил самый крупный заказ из всех, что он когда-либо получал! Небаба целую неделю мучился сомнениями, так и этак просчитывая варианты При любом раскладе шансы были примерно пятьдесят на пятьдесят.
Выигрыш сулил подполковнику невероятный, совершенно фантастический куш, в случае же проигрыша ему ломился солидный срок с конфискацией имущества. Бедняга совсем извелся и дошел до того, что однажды целый час подбрасывал монетки, играя с судьбой в орлянку прямо в своем служебном кабинете. Он сделал около восьмисот бросков. При этом орел выпал у него триста девяносто семь раз, а решка – триста девяносто пять. Несколько монеток укатилось под сейф, откуда Небаба, отличавшийся тучным телосложением, так и не смог их достать.
Он долго сидел, развернувшись вместе с креслом к сейфу, и пустым, обращенным вовнутрь взглядом смотрел на черную щель под его нижним краем, где исчезли монетки. Не будь Небаба игроком, он никогда в жизни не затеял бы свой бизнес. Он чувствовал, что именно сейчас судьба подбрасывает ему шанс, которого может больше не быть. В жизни каждого игрока бывает момент, когда он должен решить, рискнуть ли ему, поставив на карту все, что у него есть, или молча повернуться спиной к обтянутому зеленым сукном столу и уйти, чтобы не возвращаться никогда. Игрок, который играет только по маленькой, не может считаться настоящим игроком.
Небаба прикинул в уме, на какую сумму может рассчитывать в случае успешного завершения операции. Он делал это не в первый раз, но у него все равно перехватило дыхание. Конечно, Рокфеллером ему не стать, но при прочих равных условиях за такие бабки ему пришлось бы корячиться год, а то и все полтора. Это при условии, что он будет работать с прежним размахом, а не сидеть, забившись в щель, как таракан, которого застукали на обеденном столе и которому чудом удалось спастись.
Подполковник окинул взглядом свой отделанный облупившимися панелями из древесно-стружечной плиты тесноватый кабинет, не преминув отметить и тяжело обвисшие под грузом годами копившейся пыли отвратно-желтые шелковые шторы на окнах, и шершавые круги, оставленные на полированной поверхности стола для заседаний мокрыми донышками графинов, и сам графин с водой для нервных посетителей – мутный, пожелтевший, с пушистым рыжим осадком на дне, и поцарапанную дверцу древнего сейфа, и затоптанный потемневший паркет, давно нуждавшийся в циклевке, и многое, многое другое, испытав при этом острый приступ отвращения. Когда-то этот кабинет казался ему вместилищем настоящей власти, пределом мечтаний, к которому он стремился всей душой, всеми печенками-селезенками. Подполковнику стало тошно. Он был неглуп и понимал, что так бывает со всеми, кто перерос собственную мечту. Древний компьютер на твоем рабочем столе вовсе не является мерилом успеха и знаком признания твоих заслуг перед обществом. Подполковничьи звезды, словно навеки клещами впившиеся в твои плечи – это твой потолок, все, чего ты, по мнению начальства, достоин.
Чем, скажите на милость, он рискует? Все это дерьмо он готов отдать хоть сейчас, и даже бесплатно. А тут – такие деньги…
Подполковник Небаба решился.
Дело было, в сущности, простым и привычным, но поражало своими размерами. Один из давних и самых надежных зарубежных партнеров подполковника внезапно вышел на него, минуя все каналы связи, и затребовал небывало огромную партию товара. Ему вдруг понадобилось двадцать пять невольниц единовременно, причем он отдельно подчеркнул то обстоятельство, что товар должен быть экстра-класса.
– Клиент привередлив, – говорил он, старательно и твердо выговаривая русские слова. Едва заметный акцент и нарочитая замедленность речи придавали его словам дополнительный вес, не оставляя сомнений в серьезности его намерений. – Нужно постараться, господин Мирон, потому что клиент хорошо платит. Очень хорошо.
– А кто он, этот твой клиент? – помнится, спросил подполковник Небаба, потягивая презентованный партнером виски и с затаенной усмешкой наблюдая за тем, как мается собеседник, будучи не в состоянии превратить благородный напиток в свинячье пойло из-за отсутствия на даче подполковника такой сомнительной роскоши, как наколотый лед. – Гарун аль Рашид?
– Вы почти угадали, господин Мирон, – сказал посредник, осторожно пригубливая неразбавленный виски и рефлекторно содрогаясь всем телом. – Надеюсь, его имя для вас не есть важность?
– Да плевал я на его имя, – честно ответил Небаба. – Надеюсь, мое имя для него тоже не есть важность. Я за славой не гонюсь, знаешь ли… Так что, я угадал? Неужто араб?
Посредник кивнул залысой головой и аккуратно поставил стакан.
– Араб, – сказал он. – Даже в большой степени.
– Что значит – в большой степени? – спросил Небаба, старательно маскируя небрежностью тона охватившее его возбуждение.
– Шейх, – с такой же деланной небрежностью ответил посредник и закурил тонкую зеленоватую сигарету с золотым ободком. – Шейх решил сделать подарок своему племяннику. Довольно широкий жест, как мне кажется, но не нам считать его деньги. Наша с вами задача, господин Мирон, состоит в том, чтобы сделать часть его денег нашими.
– Ты хоть понимаешь, какой это риск? – спросил Небаба, в запальчивости закусывая благороднейший напиток куском сала. – Особенно теперь.
– Я понимаю ваш риск, – снова выдавая свое иностранное происхождение не правильным построением фразы, терпеливо сказал посредник, отводя глаза, чтобы не видеть, как Небаба жует сало. Его слегка подташнивало от этого зрелища, но он остро нуждался в этом русском борове и потому подавил раздражение. – Но прежде чем дать ответ, вы должны знать сумму.