Преснецов налил рюмку, поставил ее на инкрустированный александровского стиля дамский письменный столик, пить не стал, вопросительно поглядел на Киреева:
— Ну?..
— Кто у тебя остался на холодильнике?
— Практически никого.
— А Балакин? Его же не тронули.
— Уполз в область. — Федор тяжело, будто сокрушаясь, вздохнул и опрокинул рюмку, высоко задрав голову.
— В качестве кого? — осведомился Киреев. — Далеко от системы он все равно уйти не мог.
— Главбух в совхозе «Зеленодолье».
— Ну и что у него там есть?
— А что тебе надо? Как я понимаю, тебе нужны продукты для твоей забегаловки? Так у него найдутся. Мясо, молоко, овощи.
— Карп есть? Рыба?
— Не в курсе. Может быть. Сейчас модно в лужи мальков запускать. Тебя с ним свести, что ли?
— До чего же ты, Федяша, деловой человек... — вздохнул Киреев, поглаживая шелковые подлокотники кресла времен Очакова и покоренья Крыма. — С тобой много и не поговоришь...
— А что время тратить... — Он опять налил себе водки.
— Мне рыба нужна, рыба.
— Понятно... Слушай, а у тебя дочь-то где живет? И мужик у нее вроде моряк.
— Военный моряк, он рыбу не ловит.
— Ха, можно подумать, он на весь Янтарпилс один капитан и ни с кем водки не пьет. Вот сразу видно, Николаевич, что нашего хлеба ты еще не поел. Иначе у тебя машинка, — он постучал себя по лбу, — знаешь, как бы все варианты просчитывала?
— Раз с холодильником туго, выводи на совхоз.
— Сам туда будешь наведываться?
— У меня, во-первых, зам есть, а во-вторых, экспедитор. Виноградов Кирилл, тот самый, старая звезда.
— А... Не боишься, что пропьет твою лавочку?
— Он недавно в общество трезвости вступил.
— Это он у тебя авторитет зарабатывает, — хмыкнул Федор. — Слушай, а Виноградов, и тот, второй, они, надеюсь, понимают, что почем в этом мире? Сообразят, что Балакин не за спасибо и не по номиналу?..
— Главное, это мне понятно.
— Угу, — наклонившись, он вдруг вытащил из ящика стола телефонный аппарат — вполне современный, самый обычный, польский.
— Господи, — изумился Киреев, — зачем ты его прячешь?
— Чтобы ансамбль не нарушать, — снял трубку, но накручивать диск не стал, спросил, прищурившись:
— Слушай, Витек, а что я с этого буду иметь?
— А что ты хочешь? — тем же тоном поинтересовался Киреев. — У тебя все есть. Главное, у тебя есть свобода.
— Ты думаешь, я тебе за нее обязан? — Преснецов медленно покачал головой. — Нет, Витенька, это ты тогда просто только со мной сквитался. Неужели я тебе мало помог в твоей непростой биографии генеральского никчемного сынка с университетским дипломчиком? И опять ты не к кому-то пришел, а ко мне... Что, кормить меня бесплатно в своей закусочной будешь?
— Не знаю, что тебе и предложить, — деланно озаботился Киреев. — Дети у тебя, и те устроены, в медпомощи ты не нуждаешься... Знаешь... — Киреев весело засмеялся. — У них там, у этих капиталистов, традиция такая ресторанная есть... Если в заведение прибывает почетный гость, знаменитость, он обязательно расписывается на стене.
— Значит, звоню за роспись на стене? Не жидко?
— По-моему, приятно чувствовать себя знаменитостью. Тем более, ты и есть своего рода знаменитость. Редкого везения человек... Сейчас ведь уже забылось, что в тот момент в органах все еще оставались люди, на которых можно было воздействовать по старой памяти. И что ты просил меня об этом. А я тех людей кое-чем повязал в свое время. Это тоже мало кому известно. А вот ты сейчас пытаешься повязать меня... — Виктор Николаевич говорил медленно, как будто вяло. — Но ты знаешь, я молчать умею.
— Только поэтому и звоню Балакину, — примирительно проворчал Федор и начал набирать телефонный номер, начинающийся с пятерки.
В это время хлопнула входная дверь.
— Черт! — рявкнул Преснецов, перебросив трубку собеседнику. — Добирай: семь ноль два... — а сам принялся спешно заталкивать бутылку и рюмку за стеклянную дверцу шкафа, подальше, за книги. — Нинка пришла! Сейчас дерьма не оберешься...
К тому моменту, как жена вступила в кабинет, Преснецов сухо и деловито говорил по телефону — с таким серьезным видом, что Нина только уважительно покосилась на него, широко улыбнувшись Кирееву:
— О, как давно, как рада... Сейчас приготовлю кофе. И не отказывайтесь, Виктор! Гость всегда радость.
Он церемонно поднялся и склонился к руке хозяйки дома.