– Я проснулась, а тебя нет! – слезливым голоском пожаловалась Маша. – Противный! Напоил и бросил! Почему ты меня бросил?.. Хочу апельсинового сока! Ты угостишь меня соком?
– Я принес деньги, – сказал я и почувствовал, как пересохло горло.
– Что?! – воскликнула Маша, широко раскрыв глаза. – Правда?! – И скороговоркой: – Я же говорила, что ты хороший, что ты Кибальчиш, а мне не верили!!
Она пробежала взглядом по моей куртке, заглянула под стол.
– Но где же они? Давай быстрее показывай, не то я умру от нетерпения!
Пачка долларов, которую я положил перед ней на стол, не произвела на Машу сильного впечатления.
– Так мало, – пискнула она и шмыгнула носиком.
– Остальное я передам в аэропорту Минвод, когда мы с Борисом пройдем на посадку на самолет.
– А не обманешь? – спросила она, словно маленькая девочка дядю, пообещавшего дать конфетку в темном подъезде.
– Не обману.
– Ну, смотри, – погрозила она мне пальчиком. – Не то мои друзья тебе глазки ножичком выковырнут и заставят их слопать… Не хочешь?
– Нет.
– Тогда пошли! Забирай денежку!
Мы встали и пошли к выходу.
Миновав вестибюль и походя помахав рукой Эду, Маша стала спускаться в подвал, где находились лыжный склад и мастерские. У глухой стальной двери она остановилась, стукнула пару раз кулачком и от нетерпения добавила каблуком. Дверь открыл кто-то из местных – незнакомый черноглазый парень молча пропустил внутрь Машу, меня и следовавшего за нами амбала-трамвая.
Маша упорхнула в глубь темного коридора, вдоль стен которого тянулись толстые и тонкие трубы, пучки кабеля, но едва я шагнул за ней, как амбал схватил меня за плечо, рывком развернул и толкнул на стену.
– Ноги шире! – приказал он. – Руки на стену! Не оборачиваться!
В таком раскоряченном виде я простоял не меньше пяти минут, пока в глуби коридора не раздались шаги – цоканье «шпилек» Маши и редкое шарканье, по-видимому, немолодого человека.
– Ну, сынок, – раздался у меня за спиной незнакомый, приятный, без акцента, голос. – Что принес?
Я хотел было сунуть руку в нагрудный карман, как амбал достаточно резко заломил мне ее за спину и сам достал деньги.
Незнакомец не стал утруждать себя пересчетом.
– И это все? – сразу спросил он.
– Остальное в аэропорту Минвод, когда мы с Борисом пройдем на посадку.
– Остальное? – усмехнулся незнакомец. – Точнее, почти все? Принес бы аванс, хотя бы половину.
– Это было бы слишком опасно, – ответил я.
– Надо же, какой опасливый… Посмотри, что у него в кармашках!
Амбал быстро вывернул мои карманы, достал тощую пачку рублей, остатки долларов, которые я брал у Мэд, портмоне с документами и авиабилетами, протянул все незнакомцу. Тот зашелестел билетами.
– «Ворохтин»… «Уваров». Время вылета – одиннадцать тридцать. Забери все обратно, голубчик. Я тебе верю. Но на всякий случай хочу предупредить: если задумал с нами шутить, то ни ты, ни твой друг жить не будете. Вот, собственно, и все. Сейчас можешь отдохнуть, повеселиться, а завтра утром поедем в Минводы… Машенька, займись нашим другом.
Глава 50
Маша была тяжела на подъем, словно я снова накачал ее отравленным вермутом. В пять утра в дверь нашего номера постучали, и, не дожидаясь, когда какой-нибудь амбал вышибет ее плечом, я зажег настольную лампу и вылез из кровати.
Я быстро оделся, обратив внимание, что в брюках и куртке вывернуты все карманы, и вышел в коридор. В холле, на диване, ждал уже знакомый мне амбал.
– Машка где? – спросил он.
Я кивнул на номер. Амбал выругался, встал и пошел к распахнутой настежь двери.
– Спускайся вниз, – сказал он мне. – Там ждет «Нива».
У меня появилась прекрасная возможность незаметно снять с еловой ветки бирку с номером и сунуть ее под пятку в ботинок. Если меня не обыщут по дороге и не найдут жетон, значение которого будет ясно и без комментариев, то до Минвод я доеду живым. А там пусть подавятся своими баксами, глаза б мои их не видели! Главное, чтобы не надули, чтобы Борьку отпустили.
Роль Маши в нашем благородном обмене я так до конца и не понял. Она тоже оказалась в «Ниве», рядом со мной, и, почувствовав тепло и упругий диван под собой, тотчас свалила свою бедовую головушку мне на плечо и заснула.
Было около десяти часов, когда наша «Нива», заметно оторвавшись от эскорта, подрулила к стеклянной коробке здания аэропорта. Амбал открыл дверь, вышел наружу. Следом за ним я. Еще пару минут мы терпеливо ждали, пока Маша протрет сонное личико косметической салфеткой, разомнет губки, любуясь ими в зеркальце, и причешется.
– Тащи бабки! – сказал мне амбал и кивнул Маше: – Проводи его!
– Это вовсе не обязательно, я легко справлюсь и сам… – начал было я, но амбал прервал меня:
– Она тебя проводит.
– Пойдем, зайчик, – мило улыбнулась мне Маша и взяла под руку.
Я отстранил деву от себя и повернулся к амбалу.
– Послушай, но я все-таки хотел бы убедиться, что Борис здесь и он жив.
– Убедишься, – заверил амбал. – Он будет стоять на входе в третий сектор.
Я сразу представил себе расклад позиций.
– Не пойдет. Вы хотите закрыть проход на посадку. Я отдам бабки и окажусь в ловушке.
Амбал снисходительно усмехнулся. Он не стал спорить: удаву несложно принять условия кролика, который к тому же находится в его норе.
– Как ты хочешь?
– Мы встретимся в центре зала. Я буду стоять спиной к третьему сектору. Вы – спиной к выходу. Отпускаете Бориса, и я отдаю деньги.
– Сначала ты отдашь деньги, – поправил амбал. – Я проверю, не сунул ли ты «куклу», а после отпущу твоего Бориса.
– Идет, – согласился я. В центре зала, на глазах у сотен пассажиров и милиции, бандиты вряд ли допустят шум – с миллионом долларов им лучше не привлекать внимание. Скорее всего они отпустят нас с Борисом подобру-поздорову.
– Хорошо, – тотчас согласился амбал. – Пусть будет так. Встречаемся через десять минут.
– Через двадцать, – поправила Маша. – В этом деле спешить не стоит.
– Какие двадцать минут! – возмутился я. – Регистрация на Москву уже заканчивается!
– Успеете! – жестко ответила Маша и легко поддала мне кулаком под ребро.
Мы пошли ко входу в аэровокзал. Прежде чем отворить стеклянные двери, я обернулся. К стоянке, где припарковалась «Нива», подруливали две машины из «эскорта». Я замедлил шаг. Маша предоставила мне возможность увидеть, как из «Мерседеса» вывели Бэла. Нас с ним разделяло не меньше сотни метров, но я заметил, что глаза его ввалились, скулы обострились, и его некогда крепкая и тяжелая фигура теперь казалась сутулой и немощной.
– У нас мало времени! – сказала Маша.
Мы вошли в вестибюль. Я на секунду задержался перед электронным табло, вспоминая, в левом или правом крыле находится камера хранения, но Маша, не останавливаясь, потянула меня к кассам.
– Куда тебя понесло? Я не там оставил деньги!
Маша пропустила мое замечание мимо ушей и, расталкивая стоящих в очереди людей, устремилась к окошку.
– Пропустите, пожалуйста, беременную, – негромко и жалостливо просила она. – Мне очень трудно стоять… Пропустите будущую мать. У меня могут начаться схватки…
Услышав про схватки, народ отхлынул от окошка. Маша склонилась над ним, протянула паспорт.
– Один билет до Москвы на рейс одиннадцать тридцать.
– Все билеты проданы! – ответило окошко, выплевывая паспорт.
Маша, глядя на кассиршу, как на икону Божьей Матери, снова протянула паспорт, положив сверху него стодолларовую купюру, словно сыр на хлеб. Этим «бутербродом» кассирша не побрезговала.