– Ты что надумала? – спросил я, когда «беременная» Маша, раздавая во все стороны благодарные улыбки, покинула очередь и подошла ко мне. – Зачем ты летишь в Москву?
Она, пряча билет в кошелек, недоброжелательно посмотрела на меня и проворчала:
– Ты по-прежнему относишься ко мне, как к идиотке.
Очень скоро я понял истинный смысл этих слов.
Мы спустились в камеру хранения. Под ироническим взглядом Маши я извлек из носка жетон и получил рюкзак. Отойдя в угол, мы отстегнули клапан, развязали шнур и заглянули внутрь.
– Я всегда знала, что ты Кибальчиш, – прошептала Маша, опуская руку внутрь и перебирая пальцами пачки купюр. Я с удивлением смотрел на ее лицо. Оно преобразилось до неузнаваемости. Глаза Маши стали тяжелыми то ли от смеха, то ли от слез; казалось, что она усилием воли сдерживает в себе какой-то порыв, безумную выходку или дикий крик. Даже ее голос изменился, и звуки стали протяжными и свистящими.
Она туго затянула шнурок, застегнула клапан и набросила лямки на плечи. Я крепко взял Машу под руку.
– Ну-ну, не так сильно! – произнесла она. – Синяков наставишь…
– А ты не лети вперед, как молодая кобылка!
– За кобылку ответишь… Да что ты щипаешься? Убери руку!
– А как, по-твоему, мне еще тебя придерживать?
– Это твои проблемы. Никуда я убегать не собираюсь, я не самоликвидатор.
Наша приглушенная перебранка закончилась тем, что я обнял Машу за плечи, крепко сжав лямку рюкзака в кулаке, и таким сиамским близнецом мы выползли из камеры хранения.
– Который час? – спросила Маша вполголоса, глядя по сторонам.
– Одиннадцать без пяти.
– Регистрация закончилась?
– Да.
Мы, наступая друг другу на ноги, шли вдоль буфетного ряда к центру зала и пока еще не видели бандитов и Бэла.
– Слушай меня внимательно, лох, – прошептала Маша.
– Так я вроде еще недавно был зайчиком и Кибальчишем.
– Ну хватит крутить жужу! – выкрикнула она и дернула плечом. – Времени нет, все надо делать быстро… Сейчас мы встанем рядом со входом на третий сектор. Совсем близко от него, понял?..
– Короче, ты хочешь драпануть с бабками, – догадался я.
– А ты не хочешь?
– Надо друга освободить.
– Никуда твой рихтанутый друг не денется. Ты понял? Его отпускают, и ты отпускаешь меня. Вообще меня не держи! Символически, чтоб они раньше времени ничего не заподозрили.
– Послушай, Маня, а у твоих… приятелей «пушки» есть?
– У каждого по пистолету. А у Лу еще и автомат есть.
– Кто такой Лу?
– Ну, этот… лысенький такой.
– Амбал, что ли?
– Амбал, амбал… Все, цыть! Не прячься за меня и посмотри, чтобы за моей спиной никто не стоял.
– Ты взбесилась, Маня! – прошипел я. – Они пристрелят нас как врагов народа.
– Да что ты раньше времени труса празднуешь! Если кого пристрелят, то меня. Но за миллион баксов можно и рискнуть. Такой случай бывает раз в жизни… Вон они!
Мы выплыли к посадочным секторам. У третьего уже не толпились пассажиры, эскалаторная лента крутилась впустую, и контролер в синей форме, опираясь ногой на платформу багажных весов, скользила по залу скучающим взглядом. Напротив сектора, почти в центре зала, стояли трое мужчин: амбал Лу, Бэл и еще один незнакомый мне «бычара», одетый, как и бритоголовый, в черную кожанку. Он поддерживал Бэла под руку, словно верный друг своего собутыльника, принявшего изрядную дозу спиртного.
– Они слишком далеко, – шепнула Маша. – Пусть подойдут.
Мы встали в нескольких шагах от сектора. Маша подняла руку и махнула. Бэл, увидев меня, вскинул голову и переступил с ноги на ногу от нетерпения. Я улыбался ему совершенно идиотской улыбкой. Амбал крутил лысой головой, шаря глазами по залу. «Бычара» слегка подтолкнул Бэла, и вся троица медленно двинулась нам навстречу.
– Отпусти меня, – не разжимая губ, произнесла Маша. – Убери руку с плеча…
Я убрал руку. Движения были скованными и неестественными. Троица остановилась метрах в трех напротив нас. Маша стала едва заметно пританцовывать на месте от волнения.
– Все в порядке! – вырвалось у нее. Голос подвел, и получился какой-то надломанный хрип.
«Бычара» отпустил руку Бэла и подтолкнул его в спину. Нетвердой походкой, словно был на протезах, Бэл пошел в нашу сторону. Если сейчас Маша бросится к сектору, понял я, то они без труда остановят Бэла. Но Маша выждала еще две-три секунды, сделала шаг вперед и как-то лениво, задирая вверх руки, словно снимала с себя ночную рубашку, стала стаскивать рюкзак.
Бэл шел слишком медленно. Он не понимал, какая угроза нависла над ним, и слишком быстро оттаивал, расслаблялся, и уже улыбался мне, и протягивал руку. Чувствуя, что Маша вот-вот сорвется с места, стараясь опередить ее хоть на долю секунды, я сделал выпад вперед, словно наносил невидимой шпагой колющий удар, схватил Бэла за руку и потащил его к узкому проходу через сектор, ограниченный с одной стороны лентой эскалатора, а с другой – багажными весами.
– Мы опаздываем на самолет!! – крикнул я контролеру, которая попыталась преградить нам путь своей грудью, и сунул ей под нос сжатые в кулаке билеты.
– Регистрация закончена! – услышал я уже за своей спиной, и вслед за этим – грохот ног по платформе весов.
– Дорогу беременной!! – диким голосом завизжала Маша, с легкостью обгоняя нас с Бэлом и помогая расчищать себе путь рюкзаком.
Она первая вбежала в зал досмотра, кинулась через металлическую арку, определяющую наличие тяжелых металлических предметов, но два милиционера преградили ей дорогу. Маша, чувствуя себя загнанной в угол, понеслась обратно, врезалась в нас, едва не повалив на пол.
– Оставьте рюкзак!! – кричали ей хором все работники зоны досмотра.
Подталкивая Бэла к арке, я обернулся. Ни амбала, ни «бычары» через дверной проем уже не было видно. Скорее всего они кинулись нам наперехват, возможно, уже приближаются к летному полю.
Маша, кинув рюкзак на конвейерную ленту, с совершенно дикими глазами прошла через арку. Какая-то полная женщина, делая отметку на ее билете, громко хохотала:
– Первый раз вижу такую беременную очаровашку!.. Девушка, билет возьмите!
Слабо соображающий Бэл наступал мне на ноги и тыкался во все закрытые двери, не замечая неоновой таблички: «ВЫХОД НА ПОСАДКУ».
– Что у вас там? – спросил милиционер, глядя на экран дисплея, где демонстрировались серые пятна внутренностей рюкзака. Доллары не высвечивались.
– Тампаксы, – тотчас ответила Маша, замотала головой, зажмурила глаза и поправила себя: – То есть памперсы.
– Есть кто еще на Москву?! – крикнула дежурная с перрона.
– Есть!! Есть!! – в один голос закричали мы.
– Бегом! Автобус уже ушел!
Распахивая своими телами двухстворчатые стеклянные двери, мы вывалились на перрон и кинулись к аэробусу. Маша бежала впереди всех, крепко прижимая рюкзак к груди, словно младенца, которого она родила в зоне досмотра. За ней – Бэл. Несмотря на свой грузный вес, он достаточно резво мчался по бетонке, сильно размахивая руками. Я замыкал нашу странную компанию.
Когда мы, часто дыша, как тройка гнедых лошадей, подбежали к самолету, диспетчер уже проверила билеты у последнего пассажира и собиралась возвращаться в аэровокзал.
– Ой!! – взвизгнула Маша, глядя куда-то за наши спины.
Мы с Бэлом обернулись и увидели амбала Лу, который черной пантерой бежал к нам, делая большие прыжки, словно преодолевал широкие ступени. Расстояние между нами стремительно сокращалось.
– Побыстрее, пожжжалуйста, тетечка-а-а! – нараспев произнесла Маша и, не дождавшись, когда диспетчер вернет ей билет, вскочила на лесенку и нырнула в темную утробу нижней палубы.
– А это еще кто такой? – спросила диспетчер, подняв лицо и увидев бегущего Лу. – Еще один опоздавший?