— Нет, вы не поняли, просто расскажите, откуда он? Что-нибудь…
— Девочка, тебе нужно обратиться в другое место.
— Но…
— Одна что ли тут?! — недовольный голос сзади. Я и не заметила, как собралась очередь. Пальцы с билетиком начинают коченеть.
— Пожалуйста! Мой брат пропал…
— Это же дочка Пинк-Ботлов! Такая же, как братец, — никакого уважения к старшим!
— Заткнитесь!!! Вы не знали моего брата!
— Пффф, — женщина в шляпке чинно фыркает и отворачивается.
— Пожалуйста, — снова гляжу на кассира, — любая…
Мужчина сзади отталкивает меня.
— Не трогай!!! — я вдруг понимаю, что на этот визг обернулись почти все посетители станции.
Наглец спокойно наклоняется к окошку:
— До Алнмута.
— Я еще не договорила!
— Иди отсюда, пока я не отвел тебя к родителям! Ты не должна быть в школе?
— Иди… сам!!!
Я пытаюсь вдохнуть и не могу. Только открываю и закрываю рот, как рыба на берегу. Небо темнеет… Нет, не падать, присесть. Ничего, что на снег. Холод — это не страшно, надо только дышать.
— Ааа, — в легких пусто, не хватает позвать на помощь.
Майя, борись.
Скрежет в горле — короткий вдох.
У меня все в порядке. У меня все в порядке. Дыши.
Жду, пока поток людей уменьшится, и снова подхожу к кассе.
— Ах, — кривится белокурая работница. — Ну, давай свой билет.
Вертит бумажку, морщит лоб:
— Эти станции много лет закрыты. Не знаю, чем тебе помочь. Разве что… Сейчас напишу номер моей подруги. Она, кажется, говорила, что работала с бывшим начальником станции Илдертона, это на той же ветке. Боюсь, все…
Мередит Питерс — Кевин Саммерхауз — Руперт Перебрайт. Рука устает держать телефон.
Симпатичный автобусик везет меня по проселочной дороге. Внутри тепло и уютно; снежинки за окном тихо кружатся и простыней накрывают мерзлые поля. Иногда посреди такого белого квадраты видны следы. Оборотни в Нортумберленде?
«Сенсация! Человек-твидовый-пиджак похищает скот!»
Знаете, если бы я могла стать животным, точно не выбрала бы тигрицу или лошадь, как большинство. Всегда хотела быть огромным добродушным сенбернаром, который любит ездить на машине — высунет голову в окно и жмурится от ветра, от удовольствия, от своего простого собачьего счастья. Мне бы наверняка закладывало уши — потому что, когда быстро едешь и опускаешь стекло, то всегда закладывает от потока воздуха. Но разве сенбернаров волнуют такие вещи? Ву-уф! Вуф!
Вот интересно, кто бы тогда нас с Раулем выгуливал: папа или мама? Лучше бы папа — он любит поговорить с песиком.
Деревушка Хорнклифф напоминает собрание эклеров, маленьких и разноцветных, — они словно сгрудились вокруг дорожек и активно обсуждают, у кого вкуснее глазурь. Руперт Перебрайт под стать месту — немолод, лысоват и пышен; но глаза добрые.
— Вулер — Акелд, — шепчет, рассматривая билетик, мужчина. Мне кажется, сейчас он не здесь, а где-то году в пятидесятом: гоняет с друзьями на велосипедах и восхищенно смотрит на мчащийся по рельсам локомотив. — Коллекционная серия. И последний пассажирский рейс на этой ветке. Любители могут купить его за порядочную сумму. Где же ты взяла?
— Из журнала в библиотеке.
Мистер Перебрайт рассказывает о своем детстве, о том, как любил и любит до сих пор старые поезда. Вспоминает, что они пахнут душным июлем, смолой и дымом. Грезит наяву — этот маленький мальчик с залысинами и одышкой, — будто снова увидит мчащийся по просторам Северной Англии LNER A4, и побежит за ним, и станет что-то кричать, неразборчивое, неважное, подбрасывая в небеса отцовскую кепку.
Я знаю, что мне это не нужно, что не поможет в поисках Люка; пускай: в глазах Руперта Перебрайта больше правды, чем во всех полосах «Юнион Джека».
Где же остановка? Иду по дороге из деревни — сквозь пелену снега, в тишине и холоде. Мне надо домой, в школу, нужно искать брата, а я заблудилась! Дуреха.
Кажется, большинство проблем в жизни именно от этого — знаешь пункт назначения, а вот, как до него добраться и откуда, черт разберет.
Каменная стена, пихты за ней, проход в ограде, что ведет в темноту или уже белизну чащи. Между стволами видно поле: верхушки деревьев в низине и трехэтажный особняк красного кирпича.
Как же холодно, давно такой зимы у нас не было. Обычно снега не дождешься, но сегодня погода, видимо, компенсирует пару веков застоя.
Метров через пятьсот поворот — сторожка имения, красный знак «Дорога закрыта» и желтый с черный стрелкой — «Объезд».
Что-то тянет меня на перекрытую трассу. Здесь медовая ферма справа и слева — частокол голых сосенок с обломанными ветками. И… могила???