Это ошеломило меня, мы с Михаилом не могли поверить в это – Серафима сидела перед нами живая и здоровая, правда одежда была сильно испачкана в крови. Старушка вздохнула и сказала то, что мы никак не могли ожидать:
– Я не могу умереть. Я бессмертна. Никому не рассказывала свою историю, меня могли счесть безумной, но сейчас Анна в опасности, поэтому откроюсь. Вам тоже не поверят, если решитесь пересказать ее.
Глава 18
Я родилась в шестом веке до нашей эры в знатной семье, живущей в Карфагене, где правил тогда Ганнон – путешественник, так называли этого царя за страсть к мореходству. Я была его женой, обожающей своего мужчину, и меня любили в ответ. Но муж был одержим расширением своего государства – он организовал грандиозную экспедицию для основания новых колоний и заселения их карфагенянами.
Ганнон отплыл, ведя за собой караван из шестидесяти многовесельных судов, в которых находились переселенцы. Родину оставили тридцать тысяч человек, везя с собой скарб, хлеб и припасы. Они отправились вдоль побережья Африки на юг, и последний раз я видела моего любимого, когда он пересек Геракловы Столпы.
Меня он не мог взять с собой, я была тяжелая и вскоре мне предстояли роды. Я получала известия, по которым могла узнать, как продвигается его экспедиция. В двух днях пути он основал первый город и назвал его Фимиатирион, потом приходили сообщения, что у ливийского мыса царь построил храм Посейдона, а суда плыли дальше и по пути следования основывались колонии. Всего их было пять.
Экспедиция закончилась из-за отсутствия еды. Корабли вошли в гавань, но среди вернувшихся не было моего Ганнона, он погиб от неизвестной болезни, которой заразился от диких людей, найденных им на одном из островов. Шкуры этих поросших густой шерстью полу-людей были привезены в качестве диковинки.
Ничего не радовало меня, я тосковала о любимом, который умирая, повторял мое имя. Узнав о его смерти, я тоже не хотела жить и пыталась отравиться, но когда лежала в горячке, мне было явление – прекрасная женщина с белыми крыльями, вы называете таких ангелов серафимами. Она посмотрела в мои глаза, увидела там муку смертную и желание соединиться с любимым Ганноном, засмеялась и произнесла:
– Ты никогда не покинешь землю. Ты переживешь своих детей, внуков, их потомков… Ты будешь стареть, но не сможешь уйти в Мир Иной ни по собственной воле, ни от рук убийцы, не будет тебе вреда ни от ядов, ни от оружия. Не пытайся сотворить с собой что-нибудь. Каждый раз твои попытки закончатся смертельной болью, но вскоре ты опять исцелишься, и будешь жить дальше.
– Почему ты это делаешь со мной, разве я заслужила наказание?
– Не ты виновата, это любовь, – ответил белокрылый ангел. Красавицу звали Фламма, что на латыни, теперь уже мертвом языке, означает пламя, жар, свет. Она и исчезла, превратившись в нестерпимый свет.
Я не поверила, но вскоре почувствовала себя лучше, а потом и вовсе поправилась.
Я же, когда пришел срок покинуть Родину, дабы не смущать людей своим долголетием, взяла имя Серафима и затерялась на мировых просторах, меняя города и страны, переезжая с одного места на другое. Так и живу, храня памятные вещицы разных эпох, и не продаю их, как бы трудно не приходилось. А тяжело было всегда, но я до сих пор люблю моего Ганнона.
В этом городе я обосновалась давно, в моих правилах оказывать поддержку страждущим, так я помогла Анне. Встретив ее, сразу поняла, что девушка в беде.
Мы сидели и молчали. Я был ошеломлен тем, что познакомился здесь на земле с любимой первого, не захотевшего покинуть Предел. Михаил переваривал информацию, ему за короткое время встретился второй человек, видевший Фламму, Серафима переживала заново все, что рассказала нам. Молчание прервал телефонный звонок, Михаилу сообщили, что знают район, где находится Стас, помогла сотовая связь и возможности поиска через спутник. Мы тут же выехали.
Глава 19
Это был лесной массив, но Михаил, как опытный охотник, легко сориентировался и вывел нас на тропу, ведущей к охотничьей заимке. Больше в этом районе спрятаться было негде. Скрытно мы подошли к лесному домику, и услышали истошный женский крик, это была Анна. Я кинулся, но Михаил остановил и показал знаками зайти с тыльной стороны, а сам стал пробираться к двери. Залег за избушкой и с нетерпением наблюдал за единственным светившимся в темноте окном, задернутым светлой занавеской.
Потом раздался шум, выстрел, резко открылось окно, и в нем появился силуэт Стаса, который яростно отбивался от Михаила, раздался еще один выстрел и Стас вывалился в окно, попытался подняться, но я не дал. В доме были слышны всхлипы Анны, а я застыл над лежащим Стасом и прижимал дуло ружья к его голове. Я не убийца, но сдерживать себя было очень трудно.
Подбежали люди в форме, мне пришлось отбросить винтовку и лечь на землю. Я понимал, что так правильно, иначе можно схлопотать пулю за неповиновение. Пока разбирались со мной, из дома вышла Анна, она бросилась ко мне, после чего, разобравшись, мне разрешили подняться, Стаса увели. Ждали скорую помощь, Михаил был тяжело ранен. Но когда приехала реанимационная бригада, было поздно, сердце Михаила остановилось.
Горестные события тех дней не оставили равнодушными весь город, люди толпами приходили к гаражу, они несли цветы, зажигали свечи. В библиотеку тоже заглядывали, оставляя мягкие игрушки, сладости, всем хотелось поддержать Анну и Серафиму. Анна лежала в больнице, на сохранении, последствия произошедшего с ней тревожило врачей. Мы с Серафимой навещали ее каждый день. Старая женщина попросила не съезжать с ее квартиры, по крайней мере, до возвращения Анны и я охотно согласился, нужно было успеть сделать небольшой ремонт в комнате Анны до рождения ребенка. Осталось совсем немного.
В один из вечеров я рассказал Серафиме о себе и об Анне, признался кто я. Добрая женщина была растрогана. Но когда я продолжил, и она узнала о судьбе своего Ганнона, Серафима испытала смесь чувств, которую можно было прочесть на ее лице. Радость, что муж ее помнит, печаль об его участи, гордость за то, что он не сломился и до сих пор любит и ждет их встречи, которая никогда не произойдет.
А утром нам сообщили, что у Анны произошли преждевременные рода, ребенок жив, но сама Анна нуждается в донорской крови из-за осложнений. Был первым, кто стал донором, у меня универсальная группа.
Долго смотрел через стекло, отделяющее нас от палаты, где находился мой сын. Океан чувств обуревал – неверие, что стал отцом, счастье, что стал отцом, нежность к маленькому человечку, который кривил лицо во сне. Что могло сниться, если родился малыш всего десять дней назад? Чему он улыбался во весь свой беззубый рот? Рядом стояла Серафима – она одна понимала, почему я замер у этого прозрачного барьера. Анна поправлялась, и скоро их выпишут. Мы с Серафимой купили все необходимое для малыша, и дома ждал уютный уголок и любящие люди.
В палату зашла медсестра, и я обратил внимание на ее неуверенность. Малышей было трое, и она в нерешительности постояла у одного, подошла к другому, и, когда склонилась над ним, лампа осветила лицо – это была Ирен! Серафима не поняла, зачем я буквально влетел в комнату, скрутил медсестру, и выволок ее. На шум сбежался медперсонал, Ирен выла, как обезумевший зверь и кричала, что ненавидит. Кого? Анну? Или ребенка? Его за что? Он только родился. Пора было разобраться со всем этим.
Я оставил Серафиму в больнице, а сам поехал следом за полицейской машиной. С меня сняли показания и отпустили, но я смог выяснить, что в кармане у лже-медсестры был шприц с раствором, останавливающем сердце. Мой сын должен был умереть!