— Нет! — я кинулся между ними, и выстрел попал в меня. Я ничего не услышал и не увидел. Никаких вспышек, ни лазерных лучей или энергетических шаров, ни трелей или жужжаний. Просто упал на мокрую крышу и сжал рукой правый бок. Рука непривычно провалилась, и я, повернув голову, увидел, что у меня отсутствует кусок мяса, величиной с кулак. Рана оказалась громаднейшей, и явно смертельной. Ее края были идеально круглыми, плоть в этих местах сильно обожжена, одежда почернела и начала дымиться. Больно не было. Старик пришел в ужас, увидев, что наделал. Но он тут же совладал с собой и выстрелил еще раз. Молодой шаркнул, споткнулся обо что-то и повалился на крышу. Последнее, что я увидел в этой петле — аккуратная идеально круглая дыра в его голове. Мир заложил вираж и вернулся на полчаса назад. Я снова оказался в проклятой комнате, но уже с дырой в боку. В дверях стоял Макс.
— Ты где пропадал? — Славик строго следовал своему сценарию, не отступая ни на шаг. Во мне закипела злость, последняя в моей жизни — с такой раной долго не живут. Хорошо хоть крови нет. Я вскочил, схватил стул, на котором только что сидел, и ударил им Славика.
— Эй, ты что творишь? — возмутился Диман. Славик рухнул на пол, потеряв сознание. Я снова размахнулся и ударил стулом Димана. Он хотел уклониться, но не успел — удар пришелся не по голове, а по спине. Он взвыл и тоже упал на пол, скуля от боли, словно пришибленная собака. Стул от этого удара развалился на части. Макс проявил чудеса сообразительности, но несколько поздновато — запрыгнул на меня сзади и стал пытаться добраться своими тонкими пальцами до моих глаз и выдавить их. Я схватил его за кисти и сильно сжал их, затем выполнил бросок через голову — Макс приземлился на стол. Затем я пнул стол так, что тот вместе с Максом полетел в угол к съежившемуся Диману. И побежал прочь. Выбежав в коридор, я решил сразу же направиться на крышу. Добрался до лестницы, поднялся на пару этажей вверх и почувствовал, что теряю сознание. Все вокруг меня закружилось, зазвенело в ушах, и я носом встретился с лестницей. Адреналиновый пик минул, уступая место нарастающей слабости. Но я переборол себя и пошел вверх, держась за перила, щедро облепленные жвачкой. Лифт в этом здании был, но, как назло, не работал уже долгое время, из-за чего мне теперь приходилось тратить лишние силы чтобы добраться туда, где я уже был десятки раз. Этаж, еще один. Сердце ускоряется, я начинаю бешено потеть. Пять ступенек, лестничный пролет — я решаю передохнуть немного. Спешить от меня пока не требуется, времени еще достаточно.
Перевожу дух и продолжаю подниматься. Две трети пути уже сделаны, но с каждой ступенькой я словно прибавляю в весе — так быстро мне покидают силы. Все вокруг шатается, меня начинает тошнить, я делаю еще остановку. С трудом доползаю до последнего этажа, еще несколько ступенек — и я прислоняюсь к той самой двери на крыше, которую двадцать минут назад разнес в клочья. Как же непросто, должно быть, инвалидам. Для них лестница хуже адских мук. Сейчас я завидую даже им — у меня кончились силы, и я не смогу открыть эту дверь. Я не могу даже пошевелить рукой, сознание стремительно гаснет как догорающая свеча, и я ничего не могу с этим поделать. Более того, я слишком рано поднялся, даже не смотря на то, что это был самый долгий и мучительный подъем в моей жизни. Эх, видел бы меня сейчас отец. Он бы молча улыбнулся, с укором глядя на сына, проделавшего такой долгий и тернистый путь и не справившийся с чертовой дверью. Нет, папа. Хоть я и хочу быть таким, как ты — героем, но я им не являюсь. Я и в полицию (тогда еще милицию) пошел только из-за тебя. Я жил, копируя тебя во всем, я даже одеваться старался как ты, носил твою старую кожаную куртку, слушал ту же музыку и делал вид, что тащусь от нее. И я обманывал себя, когда утверждал, что мне это нравится. Ты стал моим кумиром, но тебя самого не было в моей жизни. Тебя нет и здесь. Как глупо я прожил свою жизнь! Я даже рассмеялся из-за этого.