Покидая на некоторое время больницу, Каору приходил в здание, где размещались патологоанатомическая, судебно-медицинская, микробиологическая и другие основные лаборатории. Внутри университетского больничного комплекса было понатыкано множество новых и старых зданий, это здание подходило под определение старого. Второй этаж занимала лаборатория судебно-медицинской экспертизы, а на третьем находилась патологоанатомическая лаборатория, куда и направлялся Каору.
Если подняться по лестнице и свернуть направо, то попадешь в коридор с дверьми, ведущими в маленькие лаборатории по обеим сторонам.
Каору остановился у лаборатории профессора Сайки и постучал в дверь.
— Входите.
В ответ на приглашение юноша просунул голову в дверной проем.
— А, пришел. — Сайки всегда встречал Каору одними и теми же словами.
— Я не помешал?
Сайки с полудня исследовал полученные клетки тканей пораженных органов и даже не взглянул на Каору. Того это, однако, вовсе не обидело. Он мог свободно наблюдать сам, не боясь никому помешать.
— Вы очень любезны.
Открыв дверцу работавшего на СО2 автоклава, по форме походившего на большой холодильник, он стал искать в нем клетки отца. То, что находилось внутри, было изотермически защищено, уровень диоксида карбона также соответствовал норме. Долго держать дверь открытой было нельзя.
Пластиковая емкость, где в питательном растворе хранились клетки отца, всегда находилась на одном и том же месте, поэтому Каору смог быстро найти ее.
Разглядывая клетки и думая о том, что он, возможно, смотрит на бессмертие, он в очередной раз поразился.
Удаленная печень, всегда красновато-розовая, стала покрываться белой порошкообразной сыпью. Залитая формалином печень хранилась уже три года. Возможно, это была галлюцинация из-за яркого освещения, но иногда казалось, что она начинает корчиться в судорогах.
Печень, разумеется, была мертва. Живыми оставались только клетки, плавающие в емкости с питательным раствором.
Питательная среда, содержащая менее одного процента сыворотки, провоцировала делимость отцовских клеток.
Обычные клетки, помещенные в сыворотку, в определенный момент прекращают деление. И даже если их все время подпитывать, они не станут нарастать в пробирке слоями. Такое свойство назвали свойством потери контакта. То ли у раковых клеток оно отсутствовало, то ли у них была предельно низкая зависимость от сыворотки, но они могли делиться, питаясь чем угодно, будучи плотно зажатыми в сколь угодно узком месте.
Если обычные клетки, делясь, не образовывали в пробирке более одного слоя, то раковые нарастали слой за слоем. По сравнению с размеренным делением обычных клеток раковым в большой степени свойственно стремление к бесконтрольному делению. Если обычная клетка может делиться определенное число раз, то деление раковых клеток бесконечно.
Бессмертие.
Каору с болью осознавал всю иронию того, что бессмертием, к которому с глубокой древности стремились люди, завладел тот, кто причиняет людям смерть.
Словно утверждая свою значимость, раковые клетки отца начали подниматься вверх в форме сферы — при тщательном наблюдении это изменение формы становилось заметным. Похоже, их надо было рассматривать как самостоятельное живое существо. Его хозяин на краю гибели, а этот урод все жаждет вечной жизни.
Каору закрепил пробирку с концентрированным противоречием в штативе микроскопа. Хоть максимальное увеличение составляло примерно двести к одному, можно было запросто сделать цветную фотографию. Правда, исследование чего-либо под электронным сканер-микроскопом отнимало много времени.
Забывшие жизненные правила раковые клетки составляли бесформенные аморфные образования. Отнимавшие у человека его жизнь, они то ли выглядели гротескными, то ли на самом деле являлись выражением гротеска.
Каору, отбросив первые впечатления и ненависть к терзающему отца негодяю, принялся за изучение проб.
После того как он увеличил изображение, стало понятно, что клетки скучиваются. Тонкие, вытянутые полупрозрачные клетки густо разрослись и были окрашены в светло-зеленый цвет. Правда, настоящий цвет клеток не был зеленым, просто на микроскопе стоял зеленый фильтр.
Обычные клетки не вырастали где попало, а росли слаженно, ровно, аккуратно. Раковые же клетки были там и сям разбросаны темно-зелеными пятнами.
Они в огромном количестве пузырьками появлялись на поверхности, распространяя вокруг мерцание. Это были клетки в процессе деления.
Каору несколько раз переходил от пробирки к пробирке и сравнивал здоровые и пораженные клетки. Главное отличие было налицо: в раковых клетках содержалось нечто, несущее хаос.
Каору мог наблюдать клетку только снаружи, чтобы увидеть ее изнутри — ядро, структуру ДНК, — оптического микроскопа было недостаточно.
Но Каору все равно продолжал без устали смотреть. Он все больше понимал бесполезность этого занятия. Что, в самом деле, он увидит, наблюдая со стороны? Но даже отчаявшись, он усердно разглядывал каждую клетку.
Все они, какую ни возьми, выглядели одинаково. Как будто строй бесчисленных идентичных лиц.
Одинаковые лица.
Каору оторвался от микроскопа.
Безо всяких логических связок он сравнил клетки с человеческими лицами. Эти одинаковые лица, скучившись, превратившись в какую-то ободранную толпу, смотрелись как пестрое покрывало.
Через некоторое время он уже не мог смотреть в микроскоп.
Верно, есть некая причина, по которой моя интуиция создала этот образ.
Поначалу Каору сомневался в этом. Но отец учил не пренебрегать даже интуицией.
Читал ли он книгу, гулял ли он, перед его внутренним взором всегда стояли образы, вроде бы не связанные с происходившим вокруг. Обычно он не выяснял причины появления таких образов. Как-то раз, идя по улице, он наткнулся на афишу знаменитости и вспомнил лицо человека, похожего на эту знаменитость. И в этом случае, если бы не осознание того факта, что он посмотрел на афишу, то могло бы показаться, что образ появился внезапно, сам собой, без цепочки ассоциаций.