Наконец полковник настолько измучился от безделья, что стал без нужды, почти непрерывно поглядывать на циферблат. Пять часов ташкентского времени. Два часа пополудни московского. А Раджабова все нет и нет.
Поляков дошел до точки. Его одолевало желание встать, плюнуть на все и уйти, если, конечно, выпустят… Но это просто эмоции. А существует — дело. Приказ. Тем более — приказ молчать. Генерал КГБ был не только непосредственным начальником на Лубянке, но также и давним другом-товарищем в лучшем смысле этого слова. Десять лет назад лейтенант Поляков и майор Марченко вместе действовали в составе сил специального назначения в Афганистане. Угодили в засаду, устроенную моджахедами по дороге на Кандагар. Едва не погибли в атаке на президентский дворец в Кабуле. Много лет пили вместе водку, развлекались с классными шлюхами, охотились на крупную дичь — лесную, разумеется. Каждый был абсолютно предан другому и даже обязан жизнью.
Полковник доверял давнему товарищу, ставшему начальником, но сейчас, в одиночестве на террасе, его вдруг посетили сомнения, которые он гнал прочь.
Репутация Раджабова была такова, что он считался не просто гангстером. Он являлся военачальником в духе лучших национальных традиций, всесильным повелителем собственного ханства, диктатором, кого боялись больше, чем президента республики. Милицейские начальники салютовали ему и расчищали путь, когда кавалькада раджабовских «мерседесов» мчалась по магистралям Ташкента, Самарканда или Бухары. Раджабов всесилен, нагл, жесток, циничен. Верно ли рассчитал Марченко, давая Полякову задание? Не переоценил ли генерал собственные и его силы?
Поляков наблюдал за орлом, кружившим над головой в жарких сумерках, в то время как солнце быстро садилось за степью. Где-то внизу, в темнеющей дымке у подножия гор, раздавался призыв муэдзина к верующим приступать к молитве. У полковника отяжелели веки, тело снова обмякло. Он почувствовал себя неуверенным и беззащитным, как цыпленок в лисьей норе.
Он пытался снова занять себя наблюдением за поварами, готовящими шашлыки, манты,[2] раскатывающими тесто для лагмана,[3] режущими гранаты и толкущими перец. Он давно уже понял: Раджабов приказал своим людям игнорировать русского, промариновать его и озлобить, — хорошо испытанный психологический прием, чтобы расслабить жертву и возыметь психологическое преимущество над ней. Западная разведка нередко прибегала к такому методу, КГБ также.
Появился Раджабов спустя шесть часов после прибытия москвича. Бодрящая ночная прохлада веяла над террасой, когда узбекский «крестный отец» приблизился неуклюжей походкой человека, страдающего плоскостопием и одышкой. Он выглядел как типичный партийный аппаратчик. Легкий костюм, плохо отутюженный, сидел мешковато. Над плотным телом возвышалась круглая жирная голова со смуглым узкоглазым лицом и редеющими волосами на затылке. Ручейки пота на лбу свидетельствовали о нездоровье и лишнем весе. Воздух посвежел, жара ушла… Словом, появление Раджабова не произвело эффектного впечатления, но само его присутствие отдавало духом самоутверждения.
«Крестный» широко улыбался. Узбеки гордятся возможностью носить свое богатство во рту. Раджабов немедленно продемонстрировал это обилием золотых зубов.
— Товарищ полковник! Приветствую! Это редкая честь — принимать вас в своем убогом жилище! — Раджабов сопровождал каждое слово сладкой ухмылкой, что, естественно, не понравилось Полякову. — Я высоко оценил предложение генерала Марченко о встрече. — Голос глухо звучал под виноградными лозами и источал фальшивую искренность. — Мы с генералом никогда не встречались, но, кажется, знаем друг друга достаточно хорошо.
Поляков понимал, что имелось в виду, но промолчал.
Источая слова привета и вежливости, Раджабов дважды обнимал Полякова, подставлял щеки для тройного братского поцелуя, затем обеими руками подвел гостя к айвану — квадратному возвышению, похожему на кровать, традиционному месту, где вкушают пищу.
С помощью дородных телохранителей хозяин сбросил башмаки и пиджак, затем взобрался по цветистым подушкам на свое место и раскинул руки по сторонам низкой ограды айвана. Поляков неуклюже уселся напротив, в углу. Теперь оба сидели со скрещенными ногами, глядя друг на друга через невысокий столик, заставленный водкой, чешским пивом, конфетами, грецкими орехами, фруктами.
— Приступайте, прошу, товарищ. Берите, что вам угодно. Я всегда сердечно желаю, чтобы мои братья-друзья приятно кушали и хорошо развлекались.
3
Лагман — длинная лапша, свернутая в клубок, посыпанный мясным фаршем, подается в крепком бульоне.