Вот это уже существенно. Выходит, вечерняя прогулка и встреча не были запланированы заранее. Значит, тот человек неожиданно зашел за Верой или вызвал ее по телефону. И Вера очень заторопилась. Она не успела поесть, не успела даже выложить из сумочки документы и деньги. Да, скорей всего, это было так.
— Скажите, Люба, а что за человек была Вера? Только постарайтесь быть объективной, хорошо?
Девушка снова поворачивается ко мне и горячо говорит:
— Знаете, я сама над этим часто задумывалась. Вера была чудесным человеком, просто чудесным. Она совершенно не умела лгать, ну, совершенно, представляете? И в то же время… она была не то что скрытной, а… ну, как вам сказать?.. не болтунья, в общем. Ей, например, можно было доверить любой секрет, понимаете? Тут у нее был какой-то… прямо мужской характер. Твердый, понимаете? И еще она была ужасно верным другом. Она готова была чем угодно поделиться, все отдать, если надо. Такой подруги, если хотите знать, у меня больше никогда не будет, никогда…
У Любы начинает дрожать подбородок.
— А у нее был кто-нибудь? Она собиралась замуж?
— По-моему, кто-то у нее был. Но она мне ничего об этом не рассказывала. Ну, ни словечка.
— Он москвич?
— Я же вам говорю, ничего не знаю. Я вот ей про все рассказывала. А ее спрошу… Она только махнет рукой, и все. «А, Любаша, не стоит об этом». Но знаете что? Замуж, по-моему, она не собиралась. Так мне кажется.
— А где вы с ней бывали? — спрашиваю я. — В каких компаниях?
— Знаете, ни в каких. Я ее ну никак не могла никуда вытащить. Так, в театр ходили, в кино. Дома болтали, чай пили.
— А кто еще с вами бывал?
— Ну, иногда мои знакомые.
— И никто не пытался за Верой ухаживать?
— Ой, что вы! Еще как пытались. Только Вера какой-то равнодушной оставалась. А это сразу мужчина чувствует. И реагирует. Верно?
— Да, конечно, реагирует, — невольно усмехаюсь я.
— Поэтому я и догадалась, что у нее кто-то есть. Раз такая она к ним ко всем равнодушная.
Люба оказывается очень непосредственной и искренней девушкой и, видимо, действительно любила Веру. Впрочем, Вера это, кажется, вполне заслуживала. Но характер у нее был сложнее, чем у подружки. И мне надо его понять. Только тогда можно будет понять и поступки, а может быть, и угадать их.
— Скажите, — снова спрашиваю я Любу, — а с кем Вера еще дружила, кроме вас?
— С Катей, — убежденно отвечает Люба. — Это ее школьная подруга. Очень славная девушка.
Однако ни фамилии, ни телефона этой Кати она не знает. С ней Люба встречалась лишь у Веры, и то не часто.
— Последний вопрос, — говорю я. — Вы не знаете, почему Вера хотела уйти с этой работы?
Люба пожимает плечами.
— Ей было трудно, тут вечная беготня.
— Она вам это говорила?
— Ой, что вы! Но я это прекрасно понимала. Я сама одно время работала секретарем.
— Ну, как сама Вера объясняла вам, почему она хочет уйти с этой работы?
— Как? Вот что устала, что… ну, так конкретно она больше ничего не говорила.
Люба немножко растеряна.
— А вы не знаете, — снова спрашиваю я, — как к ней ваш начальник относился?
— Станислав Христофорович? Он вообще очень деловой, справедливый, выдержанный, и все его уважают.
Люба оглядывается. Мимо нас снуют люди.
— И Вера уважала?
— Наверное. Мы об этом с ней не говорили.
— Не ухаживал он за ней?
— Ой, что вы! Он же совсем пожилой, — Люба скромно опускает глаза. Ему, наверное, пятьдесят лет. И у него семья.
Я невольно усмехаюсь.
— Всякое, знаете, бывает.
— Да, да. Конечно, бывает. — Люба оживляется. — Я тоже знаю такие случаи. Ей двадцать, а ему пятьдесят. И безумный роман. Прямо как Мария и Мазепа. Помните? — Она слабо улыбается. — Только тут ничего подобного не было. У любой нашей девочки спросите.
Я смотрю на часы. Подошло время моей встречи с товарищем Меншутиным, о которой я еще утром с ним условился. Поэтому я прощаюсь с Любой, и она, застенчиво кивнув мне в ответ, исчезает за дверью.
А я направляюсь по коридору к кабинету Меншутина.
В приемной обращаю внимание на девушку, сидящую за столиком секретаря. Совсем юная, худенькая, стриженная «под мальчика», с тщательно выложенными на висках локонами, в красивом черном платье, она строга и совершенно неприступна, всем своим видом она как бы говорит входящему: «И не думайте ко мне приставать с глупыми и неслужебными разговорами, я очень занята, у меня очень важная работа, и мне не до пустяков». Но эта чрезмерная строгость идет у нее, как мне кажется, от непривычки к новой работе, к окружающим людям, от неуверенности в себе. А вообще эта девушка любит смеяться, но сейчас ей страшно, я по ее глазам это вижу.