Холодно.
В подземельях всегда холодно.
Так холодно, что зимой по стенам расползаются тоненькие узоры изморози. А неубранная паутина на потолках почти превращается в кружевные салфетки, словно специально развешанные для какой-то, ведомой одним морозам, красоты. И круглые паучки перестают деловито сновать по своим владениям и только в панике убегают куда-нибудь в тепло. Ученикам же не предоставлялось такой возможности и в особые холода они даже могли выдыхать видимые клубы пара, вырывающиеся из груди с каждым выдохом. И все знали, что утром в подземельях лучше сразу надевать обувь, иначе можно было обжечься об ледяной каменный пол.
Слизеринцы, конечно приспосабливались к этому. Несколько несложных заклинаний, — которые знали даже многие первогодки, хотя это далеко не тема их курса, — небрежно брошенных в комнате и там уже тепло. Ничего сложного. Всё до абсурда просто — ведь ты волшебник.
Но то ли сейчас не хотелось ничего делать, то ли просто было некому.
Северус перевернулся на довольно мягкой кровати, спрятал руки в складках одеяла и уставился на зелёный полог от которого так и веяло прохладой. Спать как-то не хотелось.
В комнате, впрочем, как и во всех подземельях Слизерина, он был один. Все уехали домой на семейный праздник — на Рождество. Не сказать, что он был против такого стечения обстоятельств, одному было явно комфортнее. Вот только никто, ни разговоры однокурсников, ни их иногда жестокие слова теперь не могли оторвать его от своих мыслей, которые нагло гуляли в голове, мешая успокоиться и уснуть.
Лили — его мысли очень часто концентрировались на одном определённом человеке, так нагло и крепко ворвавшегося в его одинокую жизнь, так легко обосновавшегося в его скупом на чувства сердце.
«Лили Эванс»
Эта метка появилась сегодня. На следующее утро после его шестнадцатого дня рождения. Надпись на ключице появилась безболезненно и как-то незаметно, принося только лёгкое покалывание, непринятое за что-то важное, поэтому увидел Северус её только вечером, когда был в ванной. Казалось, он на несколько секунд выпал из реальности, так сильно это его оглушило, уши наполнились непонятным звоном, а руки потяжелели. Аккуратным почерком с едва заметными, словно летящими закорючками, было вытатуировано и так уже давно любимое имя.
Северус нырнул рукой за ворот спальной рубашки и снова провёл подушечкой пальца по левой ключице, так же, как вечером сделал это в ванной. Если бы он не знал, что там что-то написано, то ничего бы и не почувствовал. А так, под пальцем он мог ощущать едва заметные, чуть бархатные, буквы. От них словно исходило тепло.
Вначале, он был почти так же счастлив, как и когда-то впервые на платформе с Хогвартс-Экспрессом. Глаза заволокло пеленой и сердце быстро-быстро забилось в груди.
Неужели… неужели Лили его Соулмейт? Судьба наконец-то сжалилась над ним и преподнесла столь неожиданный, но такой желанный подарок? Яркое осознание того, что они могут быть вместе затопило все здравые мысли. Это было такое чувство словно вернули что-то давно вынутое из груди.
На несколько мгновений чувства взяли верх над разумом, пытаясь заставить мозг помечтать, уходя за грань реальности. Но уже в свои шестнадцать Северус был довольно реалистичен и не верил в бредни собственной души. По крайней мере — он изо всех сил старался это делать.
У Лили надпись появится только через двадцать дней, в тот момент, когда ей исполнится шестнадцать. И если всё будет, — Северус презрительно, но как-то грустно хмыкнул, — волшебно-сказочно как у магглов, то, тогда уже можно будет радоваться.
А сейчас, — юноша всё-таки сел на кровати и, откинув в сторону уже недостаточно тёплое одеяло, поёжился от холода, — нужно быть рациональным и спокойным. Иначе потом будет слишком плохо и больно. А он не хотел позволять себе эти проявления слабости. Не хотел, но не мог не позволять.
Насколько Северус знал, — ну, он позволил себе немного надеяться, — метки чаще всего являются взаимными. Иначе, какой же в них смысл? Разве, эти знаки принадлежности не созданы чтобы быть парными? Чтобы находить людей как можно лучше подходящих друг другу?
Северус содрогнулся от холода, который уже вовсю гулял под тонкой тканью хлопковой рубашки. Выхватив, так привычно лежащую под подушкой волшебную палочку, он пробормотал согревающие чары и быстро нырнул обратно под одеяло, желая побыстрее согреться.
Ему нужно было поговорить с Эванс. Почти жизненно необходимо было с ней увидеться и желательно, чтобы всё было как раньше. Их честные разговоры, как в детстве, когда у обоих не было, как таковых, тайн. Когда они оба тянулись друг к другу, словно одинокие цветы в таком холодном и жестоком мире… Когда он мог бесконечно смотреть в эти ярко-зелёные, как свежескошенная трава, глаза и наслаждаться ими.
А сейчас нужно будет заранее договориться с Лили о встрече, а то не очень-то хотелось каким-либо образом пересечься с Поттером, последнее время вечно таскающегося за Эванс. Это, конечно, было достаточно подозрительно, но изменить ничего было нельзя, а Лили молчала. Её всё устраивало, а Северусу от этого хотелось рычать.
На этих не самых весёлых мыслях приятное тепло незаметно всё же сморило юношу и он уснул, падая в бархатную темноту.
Игра с самим собой началась и Северус, сам того не замечая, закинул петлю себе на шею.
***
Северус так и не смог поговорить с Лили. Ни на следующий день, ни через два и даже ни через неделю. Она не избегала его — нет. Вот только этот Поттер или Блэк ошивались рядом. Ходили, разговаривали, смеялись рядом с ней. А как только слизеринец подходил ближе, эти двое, как сторожевые псы, каким-либо способом старались не дать им встретиться — уводили Лили, кидали злобные взгляды на Северуса или огрызались, когда он пытался заговорить.
И вот, почти через две недели после конца каникул, когда Хогвартс уже давно наполнился громкими звуками постоянно куда-то спешащих и вечно что-то говорящих учеников, в одном из коридоров на шестом этаже школы задумчивый Северус был застигнут врасплох Джеймсом Поттером. Тот выглядел как всегда уверенным в себе с высокомерно вздёрнутой головой.
— Нюниус, какая встреча! Рад тебя видеть! — фальшиво-улыбчиво проговорил ненавистный гриффиндорец, легко спрыгивая с подоконника и медленно двигаясь навстречу.
Как же хотелось кинуть ему в лицо какое-нибудь изощрённое заклятие.
Сириус Блэк ухмыльнулся на реплику друга, но продолжил стоять около подоконника с интересом наблюдая за разворачивающийся перед ним сценой. Жалкий приспешник!
— Это явно не взаимно, Поттер, — привычно огрызнулся Северус и быстро оглянулся по сторонам.
Как назло коридор был пуст, если не считать этих двоих гриффиндорцев и его самого. Не то, чтобы он их боялся, абсолютно нет, но их стычки никогда не проходили спокойно и очень редко заканчивались без последствий. А страдала всегда Лили.
Слизеринец продолжил идти вперёд, всё ещё надеясь, что к нему не пристанут. Но этого, конечно, не случилось. Упрямый Поттер шагнул вбок, перекрывая Северусу дорогу и нагло, так нагло ухмыляясь, что хотелось стереть, сорвать это выражение лица.
— Пропусти, — прошипел Снейп и вскинул свою волшебную палочку между ними, он был готов спустить на него любое из придуманных собственноручно заклинаний. Пока лидировала Сектумсемпра, но Северус изо всех сил сдерживал поднимающийся изнутри гнев, — прокляну.
— Попробуй, — усмехнулся Поттер и вдруг резко кинулся вперёд, по маггловски выбивая оружие из рук Северуса и толкая его в стенку, придавливая к твёрдому камню. Затылок стрельнуло болью и слизеринец медленно открыл по инерции зажмуренные, глаза. От беззаботного выражения лица Поттера ничего не осталось. Теперь его светло-карие глаза пылали нескрываемым гневом и он почти прорычал, — отстань от Эванс, Нюниус. Лили моя.