— Насчет Витя и Лены еще как-то можно понять… вас обработали в психуш… простите, больнице, может быть, гипноз или другие методы. Сейчас действительно существуют способы заставить забыть что угодно… — она посмотрела на Петра, который молча сидел рядом с ней и потягивал чай из пластикового стаканчика. — Но как быть с нами? Я, Петя, Денис, Давид… нас никто не обрабатывал, мы избежали инквизиции…
Вопрос повис в воздухе.
Виктор посмотрел на Лену. В больнице девушке досталось сильнее остальных, но вряд ли она знала ответ. Однако… что-то она однозначно помнила. И он помнил. Не все, урывками, вспышками, фрагментами. А эти четверо — нет. Ничего.
Она взглянула на Шарова, но тот лишь пожал плечами.
Битый час они потратили, пытаясь воскресить в памяти события двадцатишестилетней давности, но пришли к одному выводу — после взрыва гранаты, брошенной Червяковым в озеро, память словно обрывается. Черная звенящая пелена в ушах, жуткая невыносимая боль и яркие вспышки в глазах. Все это признаки контузии. Но что было потом?
— После взрыва я пришел в себя в санатории в Сочи, — сказал Петр. — Кажется, через неделю. На стене висел календарь, на котором было написано «Санаторий „Металлург“. г. Сочи 1984 г.» А до того момента какие-то светлые и темные пятна, перед глазами сплошная карусель. Сейчас иногда, когда засыпаю, я будто что-то вижу, причем знаю, что это — оно, то, что от меня скрыто. Мелькнет и исчезнет. Хотел бы вам помочь, но… все это так нечетко и расплывчато! — Он развел руками. — В санатории меня всячески ограждали от любой информации — ни радио, ни телевизора, даже «Пионерскую правду» и мой любимый журнал «Юный техник» и те запретили читать. Единственная отрада — огромный бассейн со сводчатым потолком и я плескался там до упада.
— Ты тоже любил «Юный техник»? — удивился Денис. — По тебе я бы не сказал.
Петр вскинул брови, но явно не обиделся. Легкий характер, которым он обладал с детства, сохранился до сих пор и скорее всего, именно этот характер помогал ему сносить бесконечные смешки одноклассников по поводу его излишнего веса.
— Я даже получал особенное приложение к нему! Ты вот, например, знал, что такое было?
— Это какое еще приложение? — воскликнул потрясенный Денис. — У меня дома до сих пор хранятся все выпуски, но ни о каком приложении я не слышал! — Денис мотнул головой. От капитана гигантского контейнеровоза в нем не осталось ни следа — сейчас это был тот самый шестиклассник, готовый до хрипоты спорить о вечном двигателе и полетах на Марс.
— Странно, что ты не знал! Но его простым мальчикам не доставляли. Сказать, как называется?
— Ну, — насупился Денис.
Петр выждал несколько мгновений и его полное лицо расплылось в довольной улыбке:
— Много ты потерял, Дэн. А приложение это называлось «Юный толстяк»!
Все сидящие за столом ухнули от смеха — засмеялась даже Лиза. Шаров тот и вовсе поперхнулся чаем.
Денис понял, что его разыграли. Да не кто-то, а целый депутат Государственной Думы. Лицо сначала стало серьезным, но через секунду засмеялся и он.
— Ну ты Петр даешь! Я почти что поверил!
— Короче… заняться было нечем. Я ходил на процедуры, а в перерывах… между дикой головной болью и редким ее отсутствием вспоминал наши приключения и… даже признаться, хотел их повторить, пройти заново. Разумеется, до того момента, когда Червяков пульнул гранату в озерцо, — продолжил Петр. — Помню еще, что за дверью шушукались медсестры — мол, месяц прошел, а память к нему так и не возвращается и голова не проходит. А еще… — он помолчал, постучал костяшками пальцев по столу, будто бы этот жест помогал ему вспоминать: — … в палату приходил довольно неприятный тип в сером мятом костюме и спрашивал меня, что я видел, где мы были, что заставлял нас делать физрук. Особенно много вопросов было про вас… — Петр повернулся к Шарову.
Полицейский, восседающий за командирским столом, ухмыльнулся.
— Куда вы нас вели, какая карта была у вас и видел ли я обозначения на ней. Не разговаривал ли физрук на иностранных языках при нас? Не упоминал ли столицы иностранных государств? Может быть, на что-то намекал или отходил в сторонку с кем-то. Оставлял нас одних, даже на короткое время, отлучившись, например, в кустики. Эти моменты я четко помню, наверное, потому что тот мужик был… слишком уж настойчивым. И мерзким. Он по сто раз повторял одни и те же вопросы, а я все думал, что у него, наверное, что-то с памятью, но не решался спросить. И я все время отвечал ему: «нет, нет, нет, нет», — и так до бесконечности. А еще от него плохо пахло. Папа даже поругался с ним, мол ему наплевать на здоровье ребенка. Я слышал, как они спорили и этот тип в плохом костюме говорил, что я однозначно что-то скрываю и меня нужно вернуть назад в Москву к докторам, и что он сделает все для этого.