— А если немцы? — вырвалось у Пети.
— Вешай быстрее!
Витя принялся развешивать одежду Лены и краем глаза заметил, как Денис отыскал в углу дома какое-то покрывало и протянул Кате. Та укутала Лену с ног до головы и помогла ей забраться на печку.
— Грейся, — скомандовала она.
Лена не сопротивлялась.
Там же в углу Денис нашел несколько старых мужских штанов, рубашек, свитеров и какое-то подобие полушубка. Скинув свою одежду, он без сомнений облачился в это старье и кивнул друзьям.
— Давайте, одевайте, сразу теплее станет.
— А вдруг там… пауки? — спросил Витя.
— Ну как хочешь.
Витя разделся и с отвращением посмотрел на протянутую одежду. От нее пахло пылью, потом и ядреным табаком, выглядела она так, будто бы год пролежала на мусорке — иногда по дороге в школу он замечал свисающие с грязного бака штаны или свитер. Но делать было нечего. Скрипя зубами, он сунул ноги в просторные штанины, содрогаясь, надел майку и поверх — старый толстый, изъеденный молью и весь в дырах свитер. И только когда стало тепло, он вдруг подумал, что лучше уж с жуками и пауками, молью и, даже мышами в карманах, но в тепле — и с благодарностью подумал о мужчине, который когда-то носил все это.
Петя еще минут пять сидел в мокрой одежде, но потом, словно решившись, кивнул самому себе и облачился в рванину.
— А что… — сказал он, когда почувствовал тепло. — Может быть, это не так уж и модно, зато по сезону.
Витя улыбнулся.
— Кто носит фирму «Адидас», тот будет мокрый как… — не закончил Денис свой экспромт, явно намекая на спортивный костюм Пети.
— Тот будет мокрый как баркас! — вдруг сказала Катя.
Они засмеялись все вместе.
Катя достала из-за пазухи складной нож и взрезала консерву. По избе пошел запах мяса — настолько ароматный и вкусный, что Витя чуть не упал в обморок.
Покачав головой, Катя открыла еще одну банку.
— Будем экономить. Неизвестно, сколько нам придется тут сидеть.
Денис залез в свою сумку и вытащил оттуда четвертинку черствого хлеба и вилку.
Разломил хлеб на пять частей, каждому досталось совсем по маленькому кусочку.
Такой вкусной тушенки Витя давно не ел. Сверху консервы виднелась прослойка белого жира, его было не очень много и раньше бы он просто выбросил эту гадость в мусорку, но теперь даже и не думал — с маленьким черствым куском хлеба тушенка казалась божественно вкусной.
С Денисом и Петей они разделили банку поровну. Мясо кончилось очень быстро. Витя с сожалением подумал, что добавки попросить нельзя.
Судя по лицу Пети, у того были похожие мысли.
— Никогда не думал, что консерва может быть такая вкусная, — сказал Денис.
Петя кивнул.
— Я тоже. Все время этот жир раньше выбрасывал.
— И я, — сказал Витя. — Вообще не понимал, кто его ест.
Они посмотрели на дно пустой банки и улыбнулись друг другу.
— Может попробовать чай разогреть? — предложил Витя.
Катя стояла у входной двери и всматривалась в приоткрытую щелку.
— Только воды много не набирай, — сказала она, увидев, как Витя взял посудину и направился к выходу. На ногах его были большие кирзовые сапоги, которые нашлись под печкой. — И не греми ведром.
Проходя мимо стола, Витя увидел, что в банке тушенки для девочек осталось больше половины. Для Лены, — подумал он и глянув на Катю, зауважал ее еще больше. Несмотря на абсолютную внешнюю схожесть с современными девчонками, было в ней что-то особенное, что сразу и не разобрать. Какая-то твердость духа, что ли.
Катя достала из печки несколько тлеющих угольков, настругала с досок от немецкого ящика щепок и закинула все это в самовар.
Через десять минут они уже пили горячий чай, точнее кипяток с несколькими оставшимися крошками чая и капелькой варенья, и этот чай казался чем-то неземным.
Катя тем временем разбудила Лену и та, покачиваясь, завернутая в покрывало, присела на скамью у стола. Глянув на тушенку, она сначала отказалась, но попробовав кусочек, уже не могла остановиться.
Катя постоянно бегала к двери и подолгу всматривалась в щелку, а когда они допили чай, девушка подтащила ящик к столу и кивнула:
— Ну что, посмотрим наши трофеи? Надеюсь, мы несли его не зря…
Глава 2
1941 год
— Ну наконец-то! — Денис не мог сдержать своих эмоций. Он то присаживался на скамью у стола, на котором в блюдечке горела свеча, то вставал и отходил к печке, чтобы погладить еще теплую стенку, то замирал возле ящика, буквально впиваясь в надписи на немецком языке. При этом он шевелил губами, будто пытаясь вспомнить то или иное слово, качал головой и сокрушенно вновь вскакивал.