Испытав напрасно все средства уладить столкновение с братом, Софья прибегла к последнему и крайнему: сама решила ехать к Троице объясниться. 29 августа, как свидетельствует разрядная записка, за 2 часа до вечера царевна вышла в Успенский собор и слушала там молебное пение. После молебствия в Успенском соборе она посетила Архангельский собор, затем помолилась еще в Вознесенском и Чудовом монастырях, на Троицком подворье и в церкви Вознесения Господня, что на Никитской улице. Взяв из этой церкви икону Казанской Божией Матери, царевна побывала в Казанском соборе, откуда отправилась к Троице. Царевну сопровождали бояре: князь Я. Н. Одоевский, оберегатель князь В. В. Голицын, князь В. Д. Долгорукий, князь М. Я. Черкасский, А. С. Шеин и др.[109] На другой день ее встретил на дороге спальник Петра князь Гагин с требованием вернуться обратно. Софья продолжала путь, несмотря на вторичное такое же требование, переданное ей другим спальником, Бутурлиным. Наконец, в Воздвиженском, в 10 верстах от Троицы, царевну встретил боярин князь И. Б. Троекуров с угрозой, что если поедет, то будет поступлено с нею «нечестно». Царевна принуждена была вернуться в Москву, куда прибыла 31 августа. Свою досаду она сорвала по обыкновению в словах к стрельцам: «Чуть меня не застрелили. В Воздвиженском прискакали на меня многие люди с самопалами и луками. Я насилу ушла и поспела к Москве в 5 часов». В тот же день, 31 августа, приехал от Троицы в Москву стрелецкий полковник Нечаев со стрельцами, посланный Петром захватить и привезти к Троице Шакловитого, с трудом пробравшийся к Москве проселками, так как большая троицкая дорога была занята большим отрядом верного пока Софье стрелецкого полковника Айгустова. Явившись в Кремль, Нечаев у Красного крыльца передал грамоту об аресте Шакловитого дьяку Стрелецкого приказа, который понес ее «в верх». Сопровождавшие Нечаева стрельцы разгласили о цели его приезда по своим полкам. Софья приказала Нечаеву с его стрельцами явиться 1 сентября. Стрельцов поставили у Красного крыльца, а Нечаева повели «в верх». Встретив Нечаева вопросом, как смел он взять на себя подобное поручение, Софья вспылила и в гневе приказала отрубить ему голову. «К счастию, — замечает Гордон, — не было под рукою палача». На площади перед Красным крыльцом стояло много стрельцов и большая толпа народу в ожидании обычного в этот день «действа Нового лета». Действо в этом году совершалось не на открытом воздухе, а в Успенском соборе. Царского выхода к действу не было; не присутствовали на нем и бояре. Выйдя на Красное крыльцо и сойдя вниз до последней ступени, Софья обратилась к стрельцам и народу с жалобами и убеждала не верить присланным от Троицы грамотам. «Те де письма, — говорила она, — от воров составлены. За что выдавать людей верных и добрых (Шакловитого)… Довелось тех изветчиков (стрельцов, дававших показания у Троицы) прислать к Москве и здесь ими разыскивать»[110].
110
Gordons Tagebuch, II, 271–272; Дворцовые разряды, IV, 481; Розыскные дела о Ф. Шакловитом.