Затем он сопровождал Петра и был на фейерверке в Покровском. 7 ноября — Петр на обеде у Лефорта, с полудня затянувшегося далеко за полночь. 11 ноября Гордон виделся с Петром в Преображенском и беседовал с ним, 18-го Петр выехал из Преображенского в Измайлово на храмовой праздник, справлявшийся в этой резиденции 19 ноября. 20-го отправился туда же Гордон, но встретил Петра на пути и сопровождал его. 21-го в дневнике его читаем заметку: «…веселились всю ночь в Андроньеве монастыре». Петр прямо не упомянут, но вполне вероятно его участие в этом веселье, иначе зачем бы иноземец католик Гордон попал в этот монастырь? 24 ноября он сопровождает Петра в Покровское (Л. К. Нарышкина?), 27-го — Петр на обеде у Лефорта. 30 ноября царь опять в Покровском в сопровождении Гордона. В то время как он там находился, кто-то, как записывает Гордон, явился с известием, что в Москве происходит мятеж. Царь со всеми, кто с ним был, вернулся в Москву. 1 декабря Гордон провел весь день в обществе царя. 3-го Петр обедал у Андрея Федоровича Нарышкина. 7-го после обеда Гордон отправился в Преображенское, где происходила церемония учреждения потешных полков. Роты потешных были официально подразделены на два полка. На церемонии присутствовали оба царя. Вечером царь Петр отправился к Лефорту, провел там всю ночь и на другой день, 8-го, там же у Лефорта обедал. 10 декабря Гордон в Москве находился при особе государя, 12-го он обедал у царя в Москве. 15-го царь был на обеде у Петра Абрамовича Лопухина; 18-го — у Алексея Петровича Салтыкова. 19-го Гордон был с царем в Преображенском. 20-го он рассчитывал увидеть Петра «в городе», т. е. в Москве, но Петр не вернулся еще в город. 21 декабря Гордон видел его на обеде у Петра Васильевича Шереметева, а 22-го — у Андрея Артамоновича Матвеева, где оставались всю ночь. 26-го Гордон в Москве дежурил при государе. 29-го он сопровождал Петра при посещении некоторых лиц из знати и вернулся домой в 3 часа утра. Возможно, что это была поездка «со славлением Христа» на Святках[152].
Из этого перечня, заимствованного из дневника Гордона, видно, как растет в 1690 г. сближение Петра с новыми его друзьями — иностранцами, с которыми он познакомился лично осенью 1689 г., — Патриком Гордоном и Францем Лефортом. Дружеская связь сначала устанавливается с Гордоном. Попытка пригласить генерала на парадный придворный обед встретила решительное сопротивление со стороны патриарха, но Петр принимает Гордона у себя запросто, а весной, после смерти патриарха, делает небывалый для московского государя шаг — посещает иноземца в его доме. 3 сентября мы видим его у Лефорта и затем в последние месяцы 1690 г. царь беспрестанно в Немецкой слободе то у одного, то у другого из своих новых, столь различных по характеру приятелей-иноземцев. Патрик Гордон, шотландец по происхождению, ревностный католик по вере и верный яковит по политическим убеждениям, рано покинул родину, служил в шведских и польских войсках, в 1660-х гг. попал в Россию и участвовал в войнах времени царя Федора и царевны Софьи. В момент знакомства с Петром это был уже человек немолодой — в 1690 г. он отпраздновал свое 55-летие. Его прямая и честная натура, продолжительная и богатая опытом служба снискали ему глубокое уважение не только в Немецкой слободе, но и в московских правительственных сферах. Молодому Петру он стал необходим как опытный советник и руководитель, в особенности в воинских потехах.
Иного характера был Лефорт. Швейцарец из Женевы, следовательно француз, человек, не отличавшийся ни выдающимися способностями, ни обилием знаний, но полный жизни, весельчак, занимательный собеседник и добрый товарищ. «Помянутый Лефорт, — пишет о нем князь Б. И. Куракин, — был человек забавной и роскошной или, назвать, дебошан францусской… денно и нощно был в забавах, супе, балы, банкеты, картежная игра, дебош с дамами и питье непрестанное, оттого и умер во время своих лет под пятьдесят». Лефорт сделался поверенным Петра в его сердечных делах в слободе и «пришел», — по выражению Куракина, — «в крайнюю милость и конфиденцию интриг амурных». В его именно доме Петр научился «с дамами иноземными обходиться, и амур первый начал быть»[153]. Под последними словами Куракина надо понимать любовь Петра к дочери виноторговца из слободы — красавице Анне Монс.