Некто иностранной, видя столько воров, разбойников и убийцов в том театре анатомическом, сказал из Евангелия, что церковь была храм молитвы, а сделали ее вертепом разбойников»[215].
В Амстердам Петр прибыл поздно вечером 27 апреля или даже, может быть, в ночь с 27 на 28 апреля и остановился в прежнем своем жилище на Ост-Индском дворе. «Апреля в 27-й день, — читаем в „Статейном списке“, — валентеры 16 человек, которые были в Англии, приехали из Лондона к великим и полномочным послом в Амстрадам в добром здравии». На следующий день, 28 апреля, П. Б. Возницын докладывал государю присланный из Москвы из Посольского приказа перевод грамоты из Венеции от дожа и сената, содержавшей ответ на царскую грамоту о прошлогодних русских военных делах. Грамота оказалась с дефектом: в ней не было написано имени государя, а на месте его поставлены были точки. Возницын, доложив грамоту, сделал на ней помету о состоявшемся царском указе. «И того листа, — говорит „Статейный список“, — великий государь изволил слушать апреля в 28-й день, и на том листу помета думного дьяка Прокофья Богдановича Возницына: „Великий государь, слушав того переводу, указал, будучи в Венеции, своим великим и полномочным послом говорить сенату и доведаться, каким обычаем вместо его государева имени написано в листу точки, и что на то ответ учинят, тогда доложить себя, великого государя, и о том написать выписку венецийского к тому посолству надлежащего дела“»[216].
29 апреля Петр писал в Москву к Т. Н. Стрешневу. Из ответа Стрешнева видно, что в письме этом он отдавал распоряжение назначить князя Ивана Щербатова в Сыскной приказ. Стрешнев уведомлял царя, что это его распоряжение будет исполнено, как только князь Иван Щербатов вернется из деревни, припоминал при этом, что ранее Петр указывал назначить в Сыскной приказ кого-либо из думных дьяков и уже был туда назначен думный дьяк Михайло Прокофьев, но теперь придется Михайлу Прокофьева, чтобы дать место для князя Ивана Щербатова, перевести из Сыскного приказа в Судный Московский в товарищи к князю Юрию Урусову на освободившееся за смертью М. Беклемишева место. Стрешнев просил утверждения Петра: «и тому так быть пристойно[ль], изволь отписать»[217].
В тот же день, 29 апреля, в Амстердаме состоялся окончательный обмен текстами табачного договора, заключенного 16 апреля с маркизом Кармартеном в Лондоне. «Апреля в 29 день, — читаем в „Статейном списке“, — великие и полномочные послы договоренное писмо о табачной торговле, которую постановил, будучи в Лондоне, второй великой и полномочной посол, агличаном торговым людем отдали»[218]. Уполномоченными Кармартена явились англичане торговые люди рыцарь Вилим Скавен, Франциск Статфорд, Эдмунд Гарвисон, Натаниэль Гулд и Эдвард Гаствел из Лондона. Им был вручен текст договора за руками и печатями великих послов на русском языке, и к этому тексту был приложен немецкий перевод; англичане, в свою очередь, передали послам тождественные тексты — «таковые ж встречные письма» — на английском и немецком языках. При этом англичане доплатили послам 8000 фунтов стерлингов (остальную часть предварительно уплачиваемой, согласно договору, суммы в 12 000 фунтов стерлингов, из которой 4000 фунтов были, как припомним, уплачены в Лондоне 16 апреля при самом заключении договора). «Статейный список», говоря об уплате 8000 фунтов, обозначает курс фунта стерлингов на рубли того времени, считая по 2 рубля 13 алтын 2 деньги за фунт и приравнивая 8000 фунтов к 28 000 рублям. В уплате денег была выдана послами расписка, из которой мы и узнаем имена уполномоченных Кармартена[219]. Уплата производилась переводом на амстердамского коммерсанта Георга Клифорта. Свидание послов с англичанами и размен текстов договора происходили у Лефорта, как об этом узнаем из записи «Расходной книги» посольства: «дано за провоз извощику, что ездили великие послы в коретах апреля в 29 день к первому послу для совершения аглинских некоциянских договоров и за роз-битую оконницу в корете три ефимка»[220].
30 апреля Петр из Амстердама пишет несколько писем, из которых сохранилось два: к Ромодановскому и Виниусу, до некоторой степени совпадающие по содержанию. С Ромодановским царь продолжает спорить по давно затронутому в их переписке предмету о возможности починки и перевозки в Волгу одного из кораблей переславской флотилии, против чего высказывался Ромодановский. «Min Her Kenih, — пишет Петр, — писма твои, государские, писанные мне, отданы апреля в 29 день, при которых доношу: что корабль переславской не починен, а сказал мастер, что нельзя, и то неправда; мошно, хотя б половина згнила, починить». Далее следует предписание произвести розыск о злоупотреблениях стоявшего во главе табачной продажи Орленка и его агентов, чинимых ими в Сибири, злоупотреблениях, на которые жаловался управляющий Сибирским приказом Виниус: «Еще писал ко мне Виниюс, жалаяся на Орленка и таварыщей ево во всяких насильствах и убойствах в Сибири; и то изволь своим премудрым разумом розыскать, чтоб тамошние дикие краи х какому смущению не пришли». Письмо заканчивалось собственноручной припиской Петра с приказанием отпустить полковника фон Менгдена для ознакомления его с устройством каналов: «Юрья Ѳамендина iзволь отпустить въ Прусы для смотрения канала, выдаѳъ ему заслуженная и нынешьнея жалованье. Piter. Из Амстрадама, апреля въ 30 день»[221]. Вопрос о прорытии канала между Волгой и Доном, столь необходимого для азовского флота, очень тогда интересовал Петра; дело это не ладилось; занимавшийся им инженер, как мы видели, не кончив работы, бежал. Петр нанимал за границей специалистов этого дела — «шлюзных мастеров». По всей вероятности, в связи с мыслью о канале между Волгой и Доном надо понимать и командировку фон Менгдена.
216
Пам. дипл. сношений, VIII, 1239. День возвращения Петра в Амстердам указывается источниками не совсем согласно. Показания «Юрнала» не особенно ясны. Отметку «Юрнала» под 26 апреля об остановке на якоре против деревни Стрейен-Сас и следующие затем слова — «десятник поехал в шлюпке в тое деревню и отсель поехали сухим путем» — я понимаю как указание, что Петр с частью сопровождавшей его свиты из Стрейен-Саса отправился в Амстердам сухим путем. Остальная часть свиты продолжала путь водой, и это ее путешествие описывается в дальнейших отметках «Юрнала»: «26 апреля. С другой яхты рухлядь переклали на одну, и та яхта пошла дале. Проехали город Дорт (Dortrecht), и пред вечером стала яхта на мель. В 27 день. Поутру перебирались в шкут; поехали, а яхта осталась; отъехав милю, стали за противным ветром, и шкут сорвало с якоря; после полудня в 5 часов пошли рекой Марле (Merwe). Приехали в город Ротордам пред вечером и перебрались в три шкуты и ночевали. День был красен и дождь с перемежкою; в ночи також. В 28 день. Поутру поехали и проехали город Шхидам (Schiedam) на левой стороне. Проехали город Делефт (Delft) в полдни, проехали город Лейден и были в Академии и в анатомии; приехали в вечеру, в деревню Галвер (Halfweg) и стояли 3 часа, и пошли во всю ночь. День был красен и дождь с перемежкою. В 29 день. Поутру приехали в Амстердам» (Походный журнал 1698 г. С. 16–17). Очевидно, автор этих отметок, заносивший их в «Юрнал», не последовал за Петром сухим путем, а оставался в той части свиты, которая продолжала путь водой и прибыла в Амстердам 29 апреля. Гюйсеновская редакция «Юрнала», имеющая в основе «Юрнал 206» года и по этой основной канве вышивающая узоры в виде дополнений и пояснений, также указывает день возвращения в Амстердам 29 апреля. По этой редакции свита, отправившаяся в шлюпках, встретилась с Петром, который 26-го уехал «с несколькими персонами» сухим путем из деревни Стренсал, в Лейдене 28 апреля и вместе с ним побывали в академии и в анатомии. Затем следует приведенный выше рассказ об этом анатомическом театре. «Статейный список» в приведенной уже в тексте отметке: «…апреля в 27-й день валентеры 16 человек, которые были в Англии, приехали из Лондона к великим и полномочным послом в Амстрадам в добром здравии» (Пам. дипл. сношений, VIII, 1239–1240), приурочивает возвращение Петра к 27 апреля. Здесь в числе прибывших волонтеров надо подразумевать, конечно, и Петра, присутствие которого, как мы уже знаем, не раз обозначается в «Статейном списке» словом «валентеры». Если бы Петра среди приехавших не было, «Статейный список» едва ли бы стал отмечать их прибытие с упоминанием притом об их «добром здравии». Если это так, то свидетельство «Статейного списка» о прибытии Петра с волонтерами 27 апреля можно согласовать с рассказом «Юрнала» таким образом, что Петр с волонтерами сухим путем из Стрейен-Саса прибыл в Амстердам скорее, чем остальная свита, ехавшая с поклажей водным путем. Сам Петр в письме к Виниусу от 30 апреля указывает как на день своего возвращения на 28 апреля: «…а мы третьего дня, слава Богу, возвратились iзъ Англiи все здорово» (П. и Б. Т. I. № 237). Свидетельство этого письма можно согласовать с отметкой «Статейного списка», сделав предположение, что Петр вернулся поздно вечером 27-го или даже в ночь на 28-е и потому относил свое возвращение к 28 апреля. В этот день, 28 апреля, по свидетельству «Статейного списка», третий посол П. Б. Возницын докладывал Петру грамоту из Венеции от дожа и сената и получил высочайшую резолюцию на докладе: «…и того листа великий государь изволил слушать апреля в 28-й день, и на том листу помета думного дьяка Прокофья Богдановича Возницына: великий государь, слушав того переводу, указал» и т. д. (Пам. дипл. сношений, VIII, 1239). Что часть волонтеров 28 апреля была уже в Амстердаме на Ост-Индском дворе, там именно, где жил Петр, видно из «Расходной книги» посольства, в которой читаем: «…на астинской двор по приезде из Англии валентеров взято на харчь: апреля в 28 день Петр Добродеев взял 5 ефимков» (Пам. дипл. сношений, IX, 942). Добавим, что из той же «Расходной книги» видно, что другая часть свиты вернулась из Англии, как и отмечено в «Юрнале», 29 апреля; с этого именно числа этой части свиты платилось жалованье (Пам. дипл. сношений, IX, 938). «Петру Шафирову с приезду из Англии апреля с двадцать девятого числа мая по двадесятое число»; «священнику Иоанну Поборскому с приезду из Англии кормовых денег апреля с двадесять девятого числа». Там же, 939: «лекарем Ивану Терманту с учеником Левкиным с приезду их из Англии апреля с двадесять девятого числа». Там же, 1014: Адаму Вейде «поденного корму с приезду его из Англии в Амстрадам апреля с 29 числа на две недели по ефимку на день». Ср. там же, 1006, 1007. О возвращении царя в Амстердам именно 27 апреля/7 мая свидетельствует по голландским источникам Meerman (Discours sur le premier voyage de Pierre le Grand, 54): «Ce ne fut que le 9 de mai que l’intendant écrivit aux Etats qu’il avoit reзu la veille une lettre du bourguemaïtre Witsen, par laquelle il se trouvoit informé, que sa Majesté le czar de Moscovie venoit de rentrer le 7 au soir `a Amsterdam, et qu’il s’étoit établi de nouveau au chantier des Indes Orientales». Ср. там же, 78: «du 7, qu’il arriva à Amsterdam». Итак, можно вполне достоверно установить, что Петр 26 апреля расстался с частью свиты в деревне Стрейен-Сас и в числе 16 волонтеров вернулся сухим путем в Амстердам 27 апреля поздно вечером. Остальная часть свиты, к которой, между прочим, принадлежали священник Иоанн Поборский, переводчик Петр Шафиров, Адам Вейде, лекарь Иван Термонт и лекарский ученик Левкин, провела дни 27 и 28 апреля в пути и вернулась в Амстердам 29 апреля. Таким образом, если Петр действительно посетил на обратном пути из Англии Лейденский университет и побывал в его анатомическом театре, как об этом свидетельствует гюйсеновская редакция «Юрнала», то мог сделать это 27 апреля, число, к которому относит этот осмотр и Устрялов (История… Т. III. С. 109).
217
П. и Б. Т. I. С. 722–723. Письма Петра не сохранились. Пам. дипл. сношений, IX, 994: «Апреля в 29 д. взято на остинской двор на харч 50 еф.; взял Гаврило Коншин. — Того ж числа взял Александр Меншиков (вероятно, на личные расходы государя) 60 ефимков».